Я застал Педро в саду, он мирно пощипывал травку. Увидев меня, он оглянулся:
«В чем дело?»
— Эх ты, удирака!
«Трах-тарарах гнался за мной!»
Что я мог возразить? Он боялся собственной упряжи, как трусливый человек боится своей тени.
— На чем же мы теперь будем ездить? — хныкал Илья.
Я уселся за свой роман; я приучил себя выполнять дневное задание, какие бы треволнения ни принес мне день. Отправляясь за хворостом, я рассчитывал немного отдохнуть, а тут едва не случилось несчастье.
Вечером к нам во двор пожаловал сосед.
— В лесу у озера валяется одно колесо.
Я-то лучше знал, сколько колес валяется у озера, и по частям собрал тележку. Недостающие мелочи я принес из дому.
Взошла луна. Наша тележка стояла на берегу, уже нагруженная хворостом. После ужина я починил упряжь, взял Илью за руку и повел его к озеру.
— Вот и тележка, видишь?
— А где она была, папа?
— На ней приехала луна.
Мой авторитет отца и кучера был восстановлен.
ПЕДРО ПЛЮЕТСЯ ДЕНЬГАМИ
Вот и цапля уже улетела. Всю весну и лето, до глубокой осени, она летала мимо нашего двора.
«Вкусно ли? Вкусно ли?» — спрашивала она, летя к ручью. А возвращаясь с набитым зобом, кричала: «Ох, как вкусно! Ох, как вкусно!»
Когда сидишь за письменным столом в нетопленной комнате, стынут ноги. От долгого сидения застаивается кровь. Я пошел в сарай рубить сечку. Очень скоро моя кровь быстрей потекла по жилам. Мне стало так жарко, что я снял свою синюю рабочую куртку и в одной рубашке снова принялся рубить сечку.
В конюшне творились чудеса. Утром я нашел на дне дочиста вылизанной кормушки две монеты — в один пфенниг и в десять. На обеих монетах виднелись следы лошадиных зубов. Я положил деньги на письменный стол.
На следующее утро в пустой кормушке лежали две пятипфенниговые монеты.
— Ты что, вздумал платить за корм?
Педро молчал. И эти монеты я положил рядышком на письменный стол.
Когда я пишу, жена, случается, заглядывает в мою рукопись.
— Да ты никак задумал погубить своего героя? — спросила она.
— Это только так кажется.
Жена потрогала надкусанные монетки.
— Ты что, мелочь копишь?
— Это только так кажется.
И я рассказал ей о том, что Педро каким-то загадочным образом стал платить нам за корм. Она недоверчиво рассмеялась.
На следующее утро я с замиранием сердца вошел в конюшню. Сколько сегодня заплатит Педро? Ничего. В кормушке ни гроша. Зато еще через день там было три монетки по десять пфеннигов.
— Ты платишь неаккуратно, то много, то мало. Давай договоримся: за ужин — пятнадцать пфеннигов, — предложил я Педро.
Он молчал.
Теперь уже вся семья с волнением ожидала денежных даров нашей чудо-лошадки. Илья был убежден, что к нам пришел золотой осел прямо из сказки. Конечно, Илья — ребенок, но я-то — взрослый! А взрослые не верят в чудеса. Для них существуют только проблемы.
И все же чудо продержалось целую неделю. Когда по утрам, задав корм Педро, я выходил из конюшни, все спрашивали:
— Сколько он заплатил?
А Педро либо вовсе ничего не платил, либо недоплачивал, либо переплачивал. Насмешница жена заподозрила обман:
— Ты водишь нас за нос!
— Нет, нет, нет, клянусь чем угодно!
Я просеял овес, я просеял сечку. В ящике для сечки я нашел три монетки, не помятые зубами. Одна половина чуда была выяснена. Через несколько дней выяснилась и вторая: я опять принялся рубить сечку, а когда мне стало жарко, положил свою синюю куртку на край ящика и тут что-то тихонько звякнуло.
«Ага, — подумал я, — вот и свершилось чудо».
Оказывается, все волшебство заключалось в моей куртке. Без мелочи в ее карманах Педро не смог бы плеваться деньгами. Малыш Илья был разочарован. Сказочный осел в конюшне устраивал бы его куда больше. Между нами — меня тоже.
ЛОШАДИНЫЙ ОПЫТ
Наступила зима. Во дворе шумно совещались вороны. Они сидели на коньке сарая и, склонив голову набок, внимательно следили за всем, что происходит внизу. Вот опорожнили корзину с мусором. Курам дали кашу. Если у нас на хуторе, в деревенской лавке, появляются торты — это целое событие. Для ворон же событие, когда наш пес, боксер Пан, оставляет в своей миске объедки. Стоит нам уйти в дом, как серые пятна на крыше сарая оживают.
«Все в пор-рядке!» — каркает одна ворона.
«Кррошки карр-тошки», — хрипит другая.
Плюх! — и вот они уже на земле, размахивают клювами, как кинжалами. Они действуют быстро и нагло. Если добыча скудна, они расправляются с ней тут же, на крыше сарая. А удастся отхватить кусок пожирней — улетают в лес. Если во время грабительского налета мы открываем окно и осыпаем воришек бранью, они снимаются с места и были таковы. Поэтому, воруя, они косятся на окно и улетают, едва возьмешься за оконную задвижку. Стало быть, они приобрели опыт.