Понять другого (сборник)

Он не ответил. Его круглые глаза блестели, как у пьяного, хотя пил он немного, короткие толстые пальцы нетерпеливо бегали по автомату, поглаживая его, подбрасывая, будто взвешивая. А ноги, пружинисто приплясывая, несли туда, где бушевало пламя: несли нетерпеливо, весело и стремительно, будто на праздник с танцами и песнями, где заждалась суженая. И ему было все равно в эти минуты, что суженая там отнюдь не молода и не красива, а в руках ее не цветы и подарки, а кое-что иное — стальное и острое.

Я пошел рядом с Кэпом, снова замыкавшим группу. Его лицо напряглось, быстро играли лицевые мускулы, видимо, он опасался новых происшествий. Ему было не до меня и моих вопросов. Я это знал отлично, и все же спросил:

— Зачем они это сделали? Что им надо?

— Конкуренты, — с горечью бросил он, будто это короткое слово все объясняло.

По мере того, как мы приближались к буровой, температура воздуха быстро повышалась.

К Кэпу подбежал Коротышка. Автомат плясал в его руках. Он что-то крикнул, показывая в сторону. Мы свернули и вышли к буровой с наветренной стороны. Я видел, как зелень на деревьях свертывалась, покрывалась золотистой корочкой, присыпалась кое-где тонким слоем пепла, и вдруг все дерево вспыхивало, превращалось в свечу. Огонь урчал, трещал, визжал от удовольствия, орал от радости, превращал предметы в негативы, приближал их истинный вид. Мне пришлось включить дополнительную термозащиту.

Кэп дышал с присвистом, жадно хватал воздух, пытаясь восполнить запасы кислорода в легких и крови. Я рассмотрел узелки и язвы на легочной ткани и определил, что ему — бедняге — недолго осталось жить: два-три года.

Кэп наклонился и поднял из травы пустую кобуру.

— Ник! — закричал он. — Сюда!

Они принялись рассматривать предмет. Ник задумчиво произнес:

— Люди Шакала не носят «вальтеров».

Кэп показал ему две буквы — «с» и «е», вырезанные на внутренней стороне кобуры.

— О господи! — завопил Ник, хватаясь за голову. — Этого нам только не хватало!

Кэп неожиданно засмеялся дробным, лающим смешком. Я понял, в чем дело, и взглянул на его легкие. Они работали в бешеном темпе. Я не выдержал, потянул его за рукав:

— Идемте отсюда поскорее.

— Это еще почему? — Он подозрительно взглянул на меня.

— Вам вредно здесь оставаться. Слишком жарко.

— Будет еще жарче, — проговорил он, продолжая испытующе смотреть на меня.

— Знакомая штучка, а? — зарычал Ник, подбрасывая кобуру, и его рассеченная бровь сломалась под прямым углом.

— Не заводись, — сказал Кэп. — Потом разберемся с ним. Давай туда. Посмотрим, что можно спасти.

Но спасать уже было почти что нечего. Огонь распространялся очень быстро, с оглушительной какофонией, — высвобождалась энергия, накопленная миллиардами живых особей на протяжении тысячелетий. Их кровь и плоть там, в земных недрах, под чудовищным давлением постепенно превращалась в черную вязкую массу, которую научились использовать — опять же! — для движения. Сгорая в железных утробах, черная кровь двигала машины — машины для приготовления пищи и одежды, машины для убийства, машины для передвижения. И те, кто обслуживал их, пользовался ими, чаще всего не задумывались над тем, ЧТО или КТО везет их, кто совершает работу. Они не думали о жизнях, заключенных в нефти, превратившихся в нефть — промежуточный продукт, продукт перехода, возвращения в огненное родимое лоно.

Все время я ловил на себе напряженный взгляд Кэпа сквозь темные очки, и в конце концов мне стало смешно: подумать только, вот это существо по имени Кэп, которое скоро тоже должно стать капелькой черной крови земли — капелькой нефти — и в этом виде подготовиться к переходу в пламя, существо, которое жадно жует воздух пересохшими губами, вбирает его дырявыми лоскутками легких, занято сейчас размышлениями, как проверить свои подозрения о моей принадлежности к поджигателям.

5

Я снова вспомнил о ней — и увидел ее.

— Не могу облегчить твое одиночество, — признался я.

— Тогда совсем не надо приходить, — ответила она устало.

— Но ты ведь ждешь меня.

— Не тебя, а его.

— Кого?

— Не все ли равно, если он никогда не придет.

— Не знаю, о ком ты говоришь.

— И знать не надо. Он — это ты.

— Но ждешь ты его, а не меня.

— Если его, то и тебя.

— Я запутался в твоих ответах. Говори яснее.

— Не могу. Сама опутанная. Ничего не понимаю.

И вдруг совсем другим тоном:

— Откуда ты взялся, милый?

Короткие рукава взлетели подрезанными крыльями, и руки — удивительные белые гибкие стебли — потянулись ко мне.

Мне было жаль ее, но все, что я мог сделать, это оборвать связь…

6