Понять - простить

Вот оно, "el recto camino de honor"!.. Как сократились их ряды. Как мало их, любящих и понимающих родину-Россию! Как мало «ура-патриотов». Кругом равнодушие, себялюбие, эгоизм. Их мало… И будет еще меньше, но они вернут Россию, потому что они — сильные духом!..

Игрунька не соображал, где он. Может быть, в Спасском?.. Нет, верно, в Прокутове. Недаром ему так часто кажется, что солдаты говорят между собой не по-испански, а по-русски… С коновязи или из сарая доносятся их голоса, и кажется, это чернобыльцы кричат.

— Но!.. балуй! Коська!..

— Изварин, вы не видели моей скребницы?

— Для ча она мне запонадобилась, твоя скребница.

— Он, братцы, у нас всегда такой, свою затеряет, а чужую спрашивает…

Не вырвать России из его сердца и не найти ему счастья среди этих милых, сердечных, но чужих, чужих людей! Свои только там. Не может оно быть, чтобы все они были большевиками. Не верили в Бога… Глумились над верой и крестом… Его чернобыльцы?! Все сто миллионов людей большевики? Никогда… Придет царь, и опять осенит себя крестным знамением русский народ и скажет:

— Спасены!

Раздался лес. Очарованным замком казалась казарменная постройка. Были белые стены под луной точно мазанки малороссийского хутора. Безобразным бугром вздымался блокгауз, как разваленная скирда. Пост генерала Дельгадо…

Полтора года тому назад это имя звучало гордо. Пьянило мозги. Теперь, после письма Маи, после дум о родной земле, зимой, в переплете сухих виноградных и розовых ветвей, он показался унылым и скучным.

Часовой в широкой шляпе и длинных штанах ходил, держа карабин под мышкой. Лунный свет сивым отблеском вспыхивал на стволе и погасал, когда солдат поворачивался кругом.

"Ему дан приказ стрелять по каждому, кто выходит ночью из леса, не предупреждая. Он будет стрелять по мне во имя этого приказа. Он убьет меня. Меня, Игруньку Кускова. Любимого лейтенанта на посту, на границе Парагвайской республики. Любимого, но ненужного… Не родного… И если сейчас не убьет, могут завтра прийти индейцы враждебного племени и убить меня в бою за Парагвай. Игрунька Кусков умрет честно, по-солдатски. Он не дрогнет перед смертью… Он солдат! За Парагвай! Россия в плену!.. Россия не свободна, России нужны солдаты…

Он тратит время, силы… Уходят годы в беспорядочной любви, а России нужна семья…

Там Мая, так же, как он, настрадавшаяся, измученная, не нашедшая своего счастья, живет цыганской жизнью и где-то в Нише шьет платья, мечтая о нем. "El recto camino de honor" — там, а не здесь! Стоит зашуметь кустами, высунуться из леса, и будет выстрел, и будет смерть… Что же… Он не боится ее. Так ему и надо. Когда его товарищи на тяжелых работах свято хранили имя полка и чтили и берегли Россию в каторжном труде, он, как мотылек, порхал от удовольствия к удовольствию. Донна Мария, Пепита, Луиза, Анита, Веруська в Батуме, Сарра в Новороссийске, сестра милосердия… Он носил красивый мундир, бряцал саблей, пил ром и танцевал нелепые танцы, а там они, страдая, берегли Россию.

Пусть убивают его… Потому что он не на "recto camino de honor". Он забыл Россию".

Кровь прилила к вискам, и щеки в прохладе ночи пылали. В пятнадцати шагах от него был солдат. Он остановился лицом к Игруньке. Смотрел в лес. Игрунька узнал его в блеске луны.

"Хуан Торрес… Славный солдат. Глупый-немного, но исполнительный и отличный стрелок. Он и убьет меня.

И будет это глупо…

Вся жизнь впереди. И многое впереди. И мы нужны… Нужны России"…

— Хуан! О-гэ-гэ-гэ!.. Хуан! — крикнул Игрунька, и эхо от его голоса покатилось по лесу.

— Э-э-э! — высоко, как кричат турки, испанцы, как кричат на юге, отозвался Хуан и брякнул ружьем наизготовку. — Какой леший зовет меня? Э-э-э-э!

— Это я. El tenente Кусков!

— Э-э-э-э! Господин лейтенант! Напугали меня. Я стрелять мог… Э-э-э! Вот беда-то была бы! Пожалуйте, проходите.

Эхо перекликалось по лесу от их голосов. Сухая трава шуршала под ногами. Заскрипела лестница, погнулись доски веранды. Неубранная, на столе лежит шкура ягуара. Блестит краем в лунном лучи. Прекрасная, пушистая, мягкая. Игрунька знает, кому он подарит ее.

Ей… Любимой… Мае…

В маленькой каморке Игрунька при свете свечи считал песеты. Экономия из жалованья… Немного… Если разменять на доллары, будет и совсем мало.

Бурно колотилось сердце. Сознание только что избегнутой опасности туманило голову. Широкие планы роились в голове. Не беда, что мало денег… Можно наняться опять steward'ом или, в крайности, кочегаром.

Но только быть с ними.

С лейб-казаками… с чернобыльскими гусарами. Идти спасать Россию, восстановлять в ней закон и порядок, служить Родине и Государю, защищать православную веру.

А потом создавать семью… Крепкую русскую семью, какой была их семья до того, как разрушила ее революция.

Тернистый путь прошли он и Мая, но они научились понимать жизнь, и они могут все простить во имя семьи и Родины.

И когда лег на жесткую койку Игрунька, в его сознании сладко трепетала мысль:

"El tenente Igor Kuskou ha sabido seguir el recto camino de honor".

Часть пятая

I