Понятие "революция" в философии и общественных науках: Проблемы, идеи, концепции

Прежде всего, не разрабатывалась тема регресса. Конечно, его факт признавался, но лишь как подчиненный момент прогресса, с которым у регресса «существует сложная многосторонняя связь» [257], заключающаяся в том, что прогресс на более высоком уровне сопровождается регрессом отдельных частей. Однако сами отдельные части человечества – отдельные страны и группы стран – переживали регресс как таковой, заканчивающийся их гибелью.

Это совершенно не принималось во внимание, иначе Б. Ф. Поршнев в упомянутой выше статье не написал бы: «…в грандиозной, но особенно рассеянной во времени и в пространстве эпохе антирабовладельческой социальной революции первых веков нашей эры вершиной была эпопея лангобардского завоевания и разрушения рабовладельческой Римской империи в VI веке» [258].

Нашествие лангобардов, окончательно разорившее Италию, только что отвоеванную Византией у остготов (в чьем королевстве сохранялись элементы античной культуры), было кульминацией – только не прогресса, а регресса, низшей точкой падения – и не имеет ничего общего с революцией. Б. Ф. Поршнев, образно говоря, спутал зенит с надиром.

Тема регресса, на мой взгляд, представляет отнюдь не отвлеченный интерес. По всей видимости, человечество вступает или уже вступило в период невиданного прежде регресса, вызванного умиранием капиталистической системы как целого. «Именно в слаборазвитых странах, – писал П. Баран, – ярко бросается в глаза та главная и часто не принимаемая во внимание черта нашей эпохи, что капиталистическая система, бывшая некогда мощным двигателем экономического развития, превратилась в не менее внушительное препятствие на пути прогресса человечества» [259].

Характернейшим признаком деструктивности нынешнего капитализма является колоссальное преобладание фиктивного капитала, выполняющего единственную функцию – обогащать его обладателей. Из 1200 млрд. долл. ежедневного оборота мировых бирж 800 млрд., не покидая банковских счетов владельцев, приносят им прибыль. «В мире едва ли 10 % капиталов вкладываются непосредственно в производство… Все остальное – это спекулятивные капиталы, которые по электронной почте циркулируют по всему миру, ничего не создавая, кроме кризисных ситуаций», – утверждает бельгийский экономист Р. Петрелла [260].

Состояние регресса – это и есть то состояние, когда прежние производственные отношения стали, по словам Маркса, оковами для производительных сил, но еще не свергнуты и не заменены новыми. Период регресса чреват гибелью либо прежних производственных отношений (социальной революцией), либо общества, где эти отношения были базисом. В первом случае регресс краток и снимается революцией, становясь ее подчиненным моментом (контрреволюционным движением). Во втором – подчиняет себе развитие общества. Тогда отжившие производственные отношения не мешают прогрессивномуразвитию, а стимулируют регрессивное, разрушение производительной силы общества, разрушение производительной силы общества, и никакие усилия людей, даже понимающих, что и как надо предпринять, не могут превратить регресс в прогресс: достаточно вспомнить безуспешную борьбу Николо Макиавелли за объединение Италии.

В прошлом всемирное прогрессивное развитие не прерывалось за счет существования иных обществ, к которым переходила эстафета лидерства, но теперь, когда человечество обрело единство на капиталистическом базисе, такой вариант, на мой взгляд, исключен: «третий мир» – не отдельная система, а изнанка «первого». Эстафета к нему перейти не может. Нынешний регресс уже не снимается прогрессом на более высоком, глобальном, уровне. Он сам глобален, а не локален. Вопрос теперь лишь в его глубине, в том, может ли он быть снят новой всемирной революцией.

Редко привлекала внимание советских авторов и проблема многообразия форм социальной революции. В общем виде она была поставлена В. Ф. Шелике. Отмечу также позицию доктора экономических наук Р. А. Ульяновского. Политический переворот, пишет он, «не обязательно происходит в то время, когда соответствующие производственные отношения уже полностью сложились. Обязательно лишь то, чтобы революция, государственная власть нового класса открыли им необходимый простор… Не было еще такой политической революции (это не значит, что ее не будет), экономический базис которой в национальных рамкахсозрел настолько, что функция победившей политической революции сводилась лишь к тому, чтобы, сняв устаревшую надстройку, “обнажить“ уже совершенно сложившийся базис. История показала колоссальную роль политической революции не только в разрушении старой надстройки и создании новой, но и ее могущественное воздействие на дальнейшее развитие адекватного ей базиса и на процессы “добивания“ устаревшей экономической основы общества, противоречивое саморазвитие которой и создало условия для ее же отрицания, нашедшего политическое выражение в революции» [261].