Не только теоретики, но и совершенно неискушенные люди, включая маленьких детей, испытывают затруднения с понятием Я, Дети иногда ломают голову над такими вопросами, как «Что будет, если я стану тобой, а ты — мной?» или «Где я был до того, как родился?» Теологи обсуждают вопрос «Что именно в индивиде подлежит спасению или погибели?», а философы спекулируют вокруг того, обозначает ли Я особую отдельную субстанцию и в чем состоит неделимая и непрерывная самотождественность Я. Не все подобные головоломки возникают из-за неосознанного принятия парамеханических гипотез, и я в этом разделе собираюсь заняться одним семейством таких загадок, изложение и разрешение которых может представлять некоторый общетеоретический интерес.
Все загадки, которые я имею в виду, вращаются вокруг того, что я назову «систематической неуловимостью» понятия Я. Когда ребенок, например Ким, безо всякой теоретической подготовки, не владея никакими понятиями, впервые вопрошает себя «Кто я?» или «Что я такое?», то он не спрашивает об этом из желания узнать свое имя, возраст, пол, национальность или в каком классе он Учится. Он знает все эти обычные персональные данные. Но он чувствует, что есть еще что-то на заднем плане, остающееся неописанным после того, как перечислены эти стандартные сведения. Он также смутно ощущает, что, к чему бы ни относилось слово Я, это нечто является очень важным и совершенно уникальным — в том смысле, что оно не принадлежит никому другому. Такое Я
Да и над теоретиками понятие Я насмехается таким же образом. Даже Юм признается, что, когда он пытался обрисовать все объекты своего опыта, он не нашел ничего соответствующего слову Я. Однако он не испытывал беспокойства из-за того, что остался без чего-то большого и важного, без чего его обзор не был бы описанием его опыта.
Другие эпистемологи ощущали такое беспокойство. Должен ли я или не должен вписывать мое знание самого себя в список вещей, которые я могу познавать? Если я скажу «нет», то мое знание о самом себе превратится в теоретически бесплодную тайну; если я скажу «да», то получится, что я причисляю рыболовную сеть к одной из рыб, которых этой сетью надлежит ловить. Кажется, одинаково рискованным и признать, и отрицать, что судью можно поместить на скамью подсудимых.
Вскоре я попытаюсь объяснить эту систематическую неуловимость понятия Я и явную несимметричность понятия Я и понятий «ты» и «он». Но вначале следует рассмотреть некоторые моменты, верные относительно всех личных местоимений.
Люди, в том числе и философы, склонны ставить вопросы о Я, спрашивая, именами чего являются слова Я или «ты». Им известна река, называемая «Темзой», и собака по кличке «Фидо». Они знакомы также с некоторым кругом людей и знают их имена и фамилии. Они смутно чувствуют, что Я и «ты» отличаются от обычных собственных имен, поэтому они считают, что это должны быть имена особого рода и притом обозначающие особых индивидов, спрятанных внутри людей, известных под своими обычными именами и фамилиями. Поскольку местоимения не регистрируются в Сомерсет Хаус, их носители должны каким-то образом отличаться от носителей обычных имен и фамилий, зарегистрированных там. Однако такая постановка вопроса изначально ошибочна. Разумеется, Я и «ты» не являются обычными именами, как «Фидо» или «Темза», но они не являются и необычными собственными именами. Они не являются ни собственными именами, ни именами вообще, подобно тому как «сегодня» не является эфемерным именем текущего дня. Беспочвенные мистификации начинаются, как только мы приравниваем местоимения к именам. Предложения, содержащие местоимения, в самом деле содержат отсылки к конкретным людям, но отсылают совсем не так, как это делают собственные имена.