Понимание

«…Сейчас во мне после нее пустота. Хочется чем-то заняться, кому-то быть нужной…

Расскажу тебе подробнее о том, как все это было устроено. Во-первых, составила „опись“ выпускников — и по памяти, и по школьным журналам. Потом стала искать адреса этих 32 теперь уже совершенно взрослых семейных людей. Потом написала им всем открытки.

И самой большой радостью было для меня, что мои открытки разбудили воспоминания, всколыхнули лучшие чувства в людях. Вот тебе любопытная подробность. Нашей встрече особенно обрадовались „посредственные“ ученики, даже „двоечники“, а лучшие — напустили на себя равнодушие и были в самом деле сухи.

А я накануне все накупила, постаралась ни о чем не забыть. И вот из дома нашего бывшего классного руководителя, Нины Михайловны, где мы встретились, все мы пошли в школу. Снег, март, распутица, весна и… наши гвоздики. На крыльце школы нас ожидали учителя и те одноклассники, которые немного опоздали. Все целуемся, смеемся. Нина Михайловна — такая маленькая, молодая.

А мы — такие полные, и постарели, постарели! Ведь всем по тридцать. В 13.00 восемнадцать человек и пять учителей вошли в наш класс. Сели, кто с кем и где сидел раньше.

Я написала на доске: „Здравствуй, школа, здравствуйте, учителя, не умирай, юность!“ Раздался звонок. Нина Михайловна достала журнал 1965 года. После вступительных слов началась перекличка. Нина Михайловна так ее начала: „Дорогие дети! Для меня вы навсегда останетесь детьми…“

Потом Лидия Васильевна (директор) подвела итог нашим деяниям. Обошли все классы, вертелись перед зеркалом, обстановка — как в перемену. Фотографировались на крыльце школы, пошли к памятнику погибшим землякам, возложили цветы. В 16 часов сели у меня за столы. Читали Есенина, мой дневник, который я вела в восьмом классе, пели пионерские песни, плакали, танцевали и опять плакали.

А назавтра восемь человек встретились у Нины Михайловны, ели горячие пироги, ватрушки, пили чай, пели под гитару Есенина, Высоцкого и Окуджаву и — простились… Может быть, навсегда!»

Валентина Майорова в полном смысле слова общественный человек, то есть самые, казалось бы, личные, даже интимные ее душевные состояния не отделимы от жизни окружающих людей, общества.

Маркс писал о том, что коммунизм осуществит возвращение человека к себе самому как человеку общественному, то есть человечному.

У Майоровой общественное от человечного неотрывно.

Этим я вовсе не хочу ставить ее в неловкое положение, утверждая, что она человек будущего. Она сегодняшний человек. С самыми земными, обыденными заботами, огорчениями и надеждами. Но сочетание общественного и человечного, «мирового» и личного сообщают ее заботам, огорчениям и надеждам высокий гуманистический смысл.