Понтий Пилат

— У Маргариты мастер, выполняющий её желания, её психоэнергетический раб, тоже отправляется в сумасшедший дом — в реальных психушках, за исключением редких оригиналов, обычно сидят «безголовые».

В «Мастере…» тема отрезанной мужской головы вообще на грани навязчивости. Прежде всего это, казалось бы, с внутренним сюжетом почти никак не связанная отрезанная голова Берлиоза. В романе Булгакова больше всего запоминается именно отрезанная голова, подобно тому как в «Руслане и Людмиле» Пушкина не запоминают ничего, кроме отделённой головы — гигантской! — которую… м-м-м… не помню что, помню только голову, да ещё копьё, которым копьеносец (!) Руслан, сокровенный символ русского жречества, пронзает этой голове язык… Кстати, Берлиоз почти что мастер, своеобразный дубликат её любовника — он отрицает историчность Иисуса, тем отрицая (пусть косвенно) вину жены Пилата в Распятии. Берлиоз казнён подручными Маргариты (они были подручными не только на самом Великом шабаше, но и в период его подготовки) в тот период, когда мастеру удалось от Маргариты спрятаться — в попытке откупиться имитацией безголовья.

Эта тождественность действий «прекраснейших» не может быть случайной.

глава девятая Кровь мужчины для обнажённой женщины

Маргарита ощутила солёный вкус на губах и поняла, что её моют кровью. ‹…›

Но кое-что вознаградило Маргариту… Это — та почтительность, с которою стали относиться к ней Коровьев и Бегемот. ‹…›

…Гелла и Наташа, утешая её, опять повлекли её под кровавый душ, опять размяли её тело, и Маргарита вновь ожила. ‹…›

В тот же момент что-то сверкнуло в руках Азазелло, что-то негромко хлопнуло как в ладоши, барон стал падать навзничь, алая кровь брызнула у него из груди и залила крахмальную рубашку и жилет. Коровьев подставил чашу под бьющуюся струю и передал наполнившуюся чашу Воланду. Безжизненное тело барона в это время уже было на полу.

— Я пью ваше здоровье, господа, — негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами.

Тогда произошла метаморфоза. Исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то чёрной хламиде со стальной шпагой на бедре. Он быстро приблизился к Маргарите, поднёс ей чашу и повелительно сказал:

— Пей!

М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 23 («Великий бал у сатаны»)

Мотив мужской крови, волной изливающейся на обнажённое тело женщины, и притом женщины не из простых, а по духу патрицианки (царицы, главной ведьмы, королевы красоты и т. п.) встречается, разумеется, не только в «Мастере…» и «Понтии Пилате», но повсюду — в религиозных культах, уголовной хронике, образах, создаваемых художниками, великими и не очень.

Волна крови, изливающейся на обнажённое женское тело, отнюдь не абстракция, не отвлечённый символ, но мощный выплеск чего-то глубинного, подсознательного, идущего из родового прошлого и потому волнующего, приковывающего внимание не только художника или жреца, но и зрителя. Этот сокрытый внутренний стержень не ограничивается только лишь нашим интересом, но и управляет многими нашими поступками. Причём далеко не ограничиваясь теми, которые принято называть неадекватными (культ отсечённой головы возлюбленного, например).

Понимание истинных причин не только преступлений, но и многих привычных и лишь потому ненаказуемых поступков, весьма важно.

Судя по текстам «Мастера…» и «Понтия Пилата», в волне мужской крови, изливающейся на обнажённую женщину, просматривается тайный стержень, который связан и с Понтием Пилатом, и с казнью на Голгофе, и вообще с событиями, в древности притянувшимися к одному из дворцов Ирода Великого. Иными словами, провоцирование потоков крови, текущих по обнажённому телу привлекательной женщины, — лишь один из многих выбросов подсознания, являющих некую сокрытую в нас тайну, весьма и весьма для нас значимую.

Дело не в притягательности крови как таковой и не в привлекательности обнажённого женского тела на банальном уровне — не поэтому умнейшие, вдумчивые люди вновь и вновь перечитывают именно «Мастера…», причём со всё возрастающим напряжением. Да и сам Булгаков, помнится, работал над романом явно не ради выгоды и славы: 12 лет он напряжённо работал без всякой надежды на прижизненную публикацию. Даже умирая (в биологическом смысле), он продолжал править роман, а почти предсмертные слова его были: «Чтоб знали!.. Чтоб знали!..» Так беллетристику не пишут.

Уровней недопонимания«Мастера…» много.

Понимание булгаковского романа можно уподобить своеобразной лестнице, каждую из последующих ступеней которой достигает всё меньше и меньше людей.