Понтий Пилат

Предполагалось, что Пилат, женившись на Уне, тоже стал римлянином. В сущности, никто, даже начальник полиции, не знал, что наместник родом с Понта.

— И что? — спросил наместник.

— Что-то здесь нечисто. Каким-то образом ему-таки удалось убить любовника своей жены. Кроме него некому.

— Да, загадка… — стараясь не засмеяться, сказал Понтиец. — Хорошо, твёрдое алиби — это всё, чем он подозрителен?

— Нет. Он глуп: находясь в Риме распускал совершенно нереальное объяснение причины своего сюда прибытия… — Начальник полиции замолчал, не решаясь продолжить.

— Так?! — нахмурился наместник.

— Объяснение слишком необыкновенное, чтобы в него можно было поверить… Подкупленный раб утверждает, что этот римлянин — тайный соглядатай, посланный из Рима для выявления злоупотреблений властью.

«Вот оно! — напрягся Пилат. — Как я верно его вычислил! Меня хотят сместить! Всё верно!.. Но когда же он успел это убийство подготовить? Узнать про меня всё, включая и ночь?..»

— Расходы на подкуп раба не напрасны. Продолжай, — кивнул он начальнику полиции.

— Это всё, игемон. Ломая комедию, что якобы имеет высокопоставленных покровителей, он уверен, что все его будут бояться и он спокойно сможет, убив соперника, убраться назад вкушать семейное счастье, но…

— Довольно! — приказал наместник. — На сегодня достаточно. Прибывшего чиновника не трогать, неотлучно за ним наблюдать, из города не выпускать. При попытке бегства — задержать. И немедленно доставить ко мне. Вечером явиться для дополнительного доклада.

Начальник полиции поклонился. Но не вышел.

— Что? — нахмурился наместник.

— Синедрион приговорил к смерти…

— Казнить, — нетерпеливо отмахнулся наместник.

— Также есть двое и по нашему ведомству…

— Тоже, — ещё более нетерпеливо сказал Пилат.

Начальник ещё раз поклонился и оставил наместника Империи наконец одного.

* * *

Наместник поднялся и вышел в колоннаду. Зной становился сильнее, но нестерпимым ещё не стал. Внизу расстилался залитый солнцем город, в котором изготовились его, наместника, враги. В самом деле, не мог же соглядатай успеть организовать столь необычное убийство. Всё это требует времени. Значит, есть ещё кто-то… Кто?

На наместника навалилось ощущение ночных объятий. Придумавшие такое не остановятся ни перед чем — запросто смогут и кожу содрать. Живьём.

Чтобы избавиться от навязчивого ощущения, наместник стал ходить среди колонн, резко заглядывая за каждую из них.

«Да, конечно, тех, кто хотел бы, чтобы меня сняли с должности, в Риме предостаточно… Был, возможно, донос и от этих мерзавцев. — Наместник имел в виду иудейских священников. — Вот кто-то, недовольный своей должностью, и отправился сюда. Конечно, не самолично, а отрядив верного человека… Слава Юпитеру, что убийство произошло именно в ту ночь, а не в любую следующую! Прибудь соглядатай на день раньше — и этот осёл спихнул бы убийство на прибывшего, я бы ничего не понял и о существовании более опасного врага и не догадался бы. Этот осёл с присущим ему упрямством развернул бы следствие, пытками вырвал бы признание. А виновным в том, что начальником полиции служит такое тупоумное ничтожество, оказался бы я! И меня непременно бы сняли… И поделом. Ослов на должности быть не должно…»

Наместник потянулся так, что суставы захрустели, и стал ладонями разминать мускулы плеч. Потом он попытался сдвинуть с места колонну. Колонна, разумеется, не поддалась, но по телу разлилось ощущение разбуженной силы.

«И как только я раньше не замечал, что он одержим ревностью?.. Верно учат жрецы Изиды: что богиня ни делает, всё к лучшему! Не случись этого убийства, не будь я в нём… э-э-э… замешан, не знай я, как всё происходило на самом деле, так бы и прислушивался дальше к словам этого осла…»

Наместнику захотелось пить. Он вернулся в зал приёмов и подошёл к стоящему у стены массивной резьбы столику. На небольшой столешнице стоял накрытый тканью сосуд. В нём была вода с уксусом — простой солдатский напиток, без которого при переходах по жаре просто смерть. Конечно, наместник мог приказать подать любой напиток, любое, самое изысканное вино, но со времени первого лета в военном лагере по-настоящему он любил только этот. Всё-таки в простоте есть что-то… Не зря же лучшие люди, по примеру Геракла, отказываются от ненужного и становятся киниками…

Напившись вволю, наместник снова вышел в колоннаду. На лбу выступила испарина.

Пилат с некоторых пор стал ценить такие моменты: мысль при прохладном лбе бывала стремительна и весома.

Наместник же к прохладному лбу был равнодушен…

«Интересно, а знали ли они, что из Рима едет соглядатай?.. Если знали, то это очень могущественные люди… Но почему ошиблись со временем? Поспешили всего лишь на один день… Впрочем, бывает, и могущественные ошибаются. Хотя Киник утверждает, что закономерны даже ошибки».

Киник и влажный лоб — явления взаимосвязанные. И потому Пилат, вспомнив о Кинике, покинул колоннаду.

Он вновь подошёл к столику, искусно вырезанному из цельного ствола дерева неизвестной наместнику породы, и вновь осушил солдатский ковш воды с уксусом.