Но вот экзамен. Принимала экзамен у нашей группы сама заведующая кафедрой философии, профессор по фамилии то ли Израил`евич, то ли Абрам`ович, точно уже не помню, словом, понятно — из якобы гонимого, якобы никуда не допускаемого в советский период народа — так, во всяком случае, вдалбливают по всему миру идеологи.
«Мартышки» получают «четыре»—«пять», а мне—«три»!
Я обиделся.
«Тройка» унизительна сама по себе, а тут по предмету, который я, в отличие от наших «мартышек», действительно изучал. (Ещё Конфуций сетовал, что если в прежние времена и были люди, которые учились для себя, то ныне только чтобы
Я вновь проштудировал учебник и дополнительную литературу — заметьте, никаких нововведений, никакой, как мне казалось, отсебятины, полная благонадёжность, хотелось только логической связности — и отправился пересдавать.
Взял билет, отвечаю.
Как тут эта «Израилевич» начнёт на меня визжать! Дескать, я такой-сякой, достоин
Это животное орало так, что будь институтские стёкла потоньше, они бы, верно, лопнули.
Что было делать? Не поклониться этой «Израилевич» — вылететь из института.
И я покорился.
А выйдя из аудитории, проклял марксизм с усевшимися на него своими жопами «Израилевичами» (я тогда ещё не знал, что Маркс внук двух раввинов).
Теперь понимаю: она мне сделала классическое внушение. Тогда мне, конечно, казалось, что марксизм-ленинизм я из головы выкинул вроде как из мести, по зрелому размышлению. Но это было внушение, «иудо-внутренническая» манипуляция.
В общем-то с такими, как это животное, партийцами мне, действительно, не по пути.
А с кем тогда по пути? Какая альтернатива? Чем тыкали тогда в глаза? «Голосом Америки»… Ему, как предполагалось, я должен был поклониться.
И случай с «Израилевич», и наблюдение за сыном главраввина, соседями, консьержками, одноклассниками, и весь остальной жизненный опыт, и мой, и окружающих, говорит об одном: уже в 70-е годы (может, раньше, но я тогда был слишком молод) практически вся верхушка правящей партийной иерархии состояла из «иудо-внутренников»
. В этот вывод вписывается и владыка-Израилевич, и сын раввина, выбранный в парторги, и жулик Брежнев со своим золотом, бриллиантами и женой-еврейкой, и вдосталь нахапавшие в «перестройку» демократы с комсорговским прошлым, вывозящие свои богатства поближе к планетарному «иудо-внутренническому» центру.Это наблюдение важно для понимания смысла брежневского периода тем, что «внутренник» не может не быть одержим желанием стать не только богатым, но и ещё богаче
. Исполнители не властны над собственным желаниями.Уже ранняя брежневская партийная верхушка не могла не быть одержимой желанием разрушить то, что составляло стержень «внешнического» социализма, и наконец-то нахапать ещё больше.
Не имеет никакого значения, что эти лживые комсорги и парторги говорили с трибун. Троцкий с Ельциным тоже говорили одно, но делали совсем другое.
Действительно, партийцев брежневского периода люди презирали — но не потому, как нам теперь внушают, что партийная иерархия была носителем «плохой идеи». Презирали потому, что, с одной стороны, это были уже не бессребреники, а с другой, «царя», перед которым можно было бы пресмыкаться (вроде Троцкого-Ельцина), среди них не было.
Если бы уже тогда была сформулирована
А как не «догадаться» о якобы врождённом идиотизме социализма, если:
— на производстве угодливые начальники с партбилетами всячески создавали условия, при которых было выгодно не работать
(помню, ещё на первом курсе я думал: министр труда не американский ли шпион? министерство же явно разрушает производительные силы!), нам не давали работать!