Понтий Пилат

глава двадцать шестая Бог Велес, Понтий Пилат и Цыганский Барон [3]

Писатель Алексей МЕНЯЙЛОВ — москвич, является сотрудником Института Российской истории Российской Академии наук, член Союза писателей России, постоянно публикуется на страницах «Медицинской газеты» и журнала «Наука и религия». На протяжении восьми лет с семьёй приезжает в Болград: здесь, по его словам, ему особенно хорошо работается, а многие события его книг происходили и происходят на тихих улицах нашего дремлющего, но очень даже необычного городка. Алексей Меняйлов в первых числах августа прошлого года побывал в качестве гостя в редакции «Дружбы», в результате чего было опубликовано интервью с ним под рубрикой «Интересный собеседник». А сегодня вашему вниманию мы предлагаем несколько необычный материал автора, присланный в редакцию газеты письмом из России — Москвы.

Город Болград я люблю.

Но я не единственный неболградец, который его выделяет из числа остальных городов. Знаменитая слепая предсказательница Ванга говорила, что там, где Болград — чёрная дыра. Дескать, везде видит, а только там — нет.

Как понимать её слова? Как то, что Болград самое духовное на планете место? Или, напротив, самое сатанинское? Судить не берусь. Но то, что место особенное, — согласен.

В Болграде со мной случались удивительные события — взаимосвязанные. Расскажу о двух.

Летом 1998 года при странных обстоятельствах умер цыганский барон. Кто его видел, будет помнить до конца своих дней. Это был человек настолько необъятных размеров, что пешком не передвигался, а только на повозке, запряжённой великолепным конём. Я видел много цыган, но такого огромного — единственный раз. И дело не только в его невероятных размеров животе — что, вообще говоря, отличает людей чувствительных, — но в добродушном выражении лица и в громадной ширине лба (а кто не знает значения этой черты?).

Каюсь, но я с этим известным в городе человеком не подошёл поговорить ни разу. А ведь он мне кланялся всегда — все восемь лет, что я приезжаю в Болград. Не знаю, принято ли у цыганских баронов кланяться незнакомым приезжим — знатоки говорят, что это невозможно, — но так было.

А в последний день перед его смертью произошло вот что. Я пошёл в «Горячий хлеб». На дороге стояли Барон, его старший сын и цыганёнок лет пятнадцати. Рядом были ещё и другие цыганские дети. Поодаль стояли жена и какие-то женщины.

Очень почтительно Барон попросил меня подойти.

Я подошёл.

— Дай руку…

Я подал.

— …поцеловать!

И — поцеловал мне руку!

Я было стал её вырывать.

— Нет, — настоял он.

И опять её поцеловал!

— Это люди могут не понимать, — сказал он, — но мы, цыгане, сразу видим, что за человек. Приходи! Мы тебя величать будем! Да, величать. Приходи. В любое время.

И поцеловал мне руку в третий раз!

Я очень жалею, что не поговорил с ним и в тот раз. Более того, я, чтобы прервать эту тягостную для меня сцену, отговорился, а с горячим хлебом и вовсе возвращался дальней дорогой.

А на следующий день Цыганский Барон умер.

Я потом спрашивал у специалистов по цыганской культуре: что это было? Почему Барон перед смертью дал мне троекратное целование? Да ещё руки? Да и в присутствии многих, в том числе и старшего сына? Известно, что предсмертное состояние особенное — может быть, с этим связано? Или это было своеобразное завещание?

Я расспрашивал многих: что бы это могло значить? Мне верить отказывались — дескать, этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Как такое возможно? Цыган, к тому же барон! Нет, невозможно.

Но это было.

Запомнилось слово «величать». Я его, как и мы все, знал по фильмам с участием коммерческих цыганских хоров — этим словом предварялся специальный обряд. Но так ли уж это коммерческое слово в устах умирающего?

Величать. Велечать? Велечать…