Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Контуры же смыслов неугоднического Протопроизведения — а оно называлось «Предсказание», не знаю только, сохранилось ли его название в письменных источниках или нет — можно восстановить и чисто логическим путём. Для этого достаточно удалить все возвеличивающие или уничижительные определения действующих лиц (перестать называть мерзости Менелая «подвигами» и т. п.), также удалить все суверенитизматические объяснения-мотивировки (рационализации) их поступков, а основываться исключительно на анализе сюжетных противостояний и отождествлений — все сюжетные повороты толпарям искажать было не с руки: исчезло бы дуновение гениальности произведения. После же завершения очищения от скверн «бульвара» вывод о том, что в действительности есть тёмное, а что светлое, основывать на Евангельской нравственной системе.

Итак, кто кому противостоит в «Предсказании»? Антагонистически?

Так ли уж цари ахейцев — царю Трои?

Троянский царь Приам — в нравственном и, соответственно, мировоззренческом отношениях, естественно, не лучше, чем уроды-«ахейцы»: он приказал ввезти в пределы Трои деревянного коня, и тем обрёк бездумно преданных ему исполнителей на гибель или порабощение. Один из его сыновей Гелен, плоть от плоти папаши, позволив захватить себя в плен, начинает прислуживать захватчикам и чувствует себя там явно как среди своих. Складывается впечатление, что царь Приам той же масти, что и цари-агрессоры.

Может, и жена Приама на самом деле такая же, как и жёны этих уродов?

Жена Приама Гекуба в буквальном прелюбодеянии авторами «Троянского цикла» показана не была, однако её потаённые вкусы раскрываются в её благоволении к хамским поступкам сына — Парис поклонился Афродите, он одобрил выбранную ему Афродитой Елену, её при живом муже не постыдился привезти в стены Трои. Гекуба этих поступков сына не осудила, хотя они привели к гибели и самого Париса, и других её детей, и даже внуков. Она, окружённая гадателями и прорицателями, не могла не знать последствий некрофилических поступков своего сына, но хотела ему «счастья», в том смысле, в котором она его жаждала сама.

Но это было в начале осады.

Может, от горестей Приам с супругой поумнели, как это случается с неугодниками?

Спустя десять лет приамисты, читай — Гекуба, ввезли в город символ страсти, который посвящали только Приапу, «господу» лупанариев. Только одержимый Афродитой идиот мог так разоблачить себя и в последний день существования Трои.

Таким образом, хотя со времени начала совокуплений Париса с королевой красоты Еленой прошло десять лет, иерархи в Трое не поумнели ни на йоту. Эта мертвенная неизменность указывает на их полное разобщение с Истиной.

Словом, субиерархии по обеим сторонам стен Трои доказали свою духовную идентичность. И не только духовную, но и психологическую: они входили в одну иерархию преданных Афродите.

Афродитиане — один лагерь, частью вне Трои, частью внутри.

Они противостояли другому лагерю, тем, кто возлюбил Истину. Эти были не в Трое, а в Илионе.

Авторы «Троянского цикла» упоминают лишь двоих илионцев: жреца Аполлона копьеносца Лаокоона и мантиса деву Кассандру.

Лаокоон мелькнул — и нет его, образ Кассандры столь же лаконичен — оба они авторам «Троянского цикла» мало интересны, чужие.

В веках образ Кассандры менялся: если у Еврипида она психически здорова, во всяком случае, в большей степени, чем не понимающая её толпа, то, спустя несколько столетий, у того же властительного Сенеки, воспитателя Нерона и премьера, упорно пытавшегося «закосить» под философа, Кассандра уже исступлённая менада. Аналогично Сенека оговаривал и Пифий, жриц Аполлона в Дельфах.

То, что Пифии были исступлёнными, надышавшимися неких испарений истеричками, в наше время знают все, прошедшие через мельницу обязательного образования, — эту чушь активно внушают во всех учебных заведениях с соответствующими дисциплинами. Но психическое нездоровье Пифий — абсолютное враньё. Прошло уже больше столетия (!), как завершены раскопки на месте храма в Дельфах — среди камней сохранившегося основания не было обнаружено не только испарений, но даже и следов расщелины. И вообще, храм стоял на скальном выступе из такой геологической породы, в которой расщелин не бывает. Не бы-ва-ет!

Потрясённые археологи, до тех пор подобно прочим веровавшие в исступлённость Пифий, обратились к античным первоисточникам — и тут выяснилось, что об исступлённости и расщелине пишут только бульварные авторы, не имеющие никакого отношения к Дельфам. А вот те, которые отношение имели, скажем, Плутарх, который был жрецом Дельфийского храма, всегда писали в том смысле, что Пифия — разумная, особо одарённая женщина, никогда ни в какие болезненные исступления не впадающая.

Археологам ничего не оставалось, как опубликовать свои открытия. Но — учебники тому свидетели! — и столетие спустя двухтысячелетнее враньё нам внушать продолжают. Значит, духу иерархии это враньё необходимо.