Понтограф

Чувствуя себя королем положения, маг Popoff важной походкой подошел к массивной двери подъезда и, набрав номер квартиры на домофоне, нажал на кнопку вызова.

Изнутри послышалась глухая дребезжащая трель, потом тонкий голос деловито поинтересовался:

– Чо-каво?

– Это я, Богдан.

– О! Гуд-гуд. Входи, бро!

Домофон запищал голодным цыпленком, и Богдан, потянув дверь подъезда на себя, первым нырнул внутрь.

Когда мы вошли в подъезд, на пороге одной из квартир первого этажа стоял парень лет 25 с черным как смоль ирокезом, в обтягивающей розовой футболке и бежевых бриджах.

Внешность Жорика плохо сочеталась с местом, где он жил. В прежние времена здесь обитала советская интеллигенция, которую власть заселяла в бывший доходный дом, – например, если мне не изменяет память, прежде здесь квартировались родители Сергея Брина, основателя Google. В Новой же России квартиру здесь могли себе позволить только богатеи: цены на Патриках кусались для всех, кто не пилил госбюджет, не сидел на биржевом инсайде или не шпилил дочку кого-то из российских небожителей.

Друг Богдана, вероятно, обаблился именно на инсайде, о котором упоминал маг. По крайней мере, представить Жорика в кабинете чиновника горячо обсуждающим очередной откат, или под венцом за «принцессой» генерала ФСБ я не мог.

Интересно только – насколько велика в этом заслуга Богдана?..

Судя по лучезарной улыбке, которой Жорик одарил нашего мага, – весьма и весьма.

– Богда-а-ан! – радостно воскликнул Жорик. – Бро! А день-то с самого начала неплохой прям, я проснулся-то вообще в семь, а потом, думаю, полежу, будильник клац, и отрубился, прикинь? На полчаса. Не, даже на сорок минут! Короче, я прям думал, мы не встретимся, а мы встретились, блин!!! Ваще не верится. Так рад! Так рад? Вы же видите, да?

Жорик глянул на Глеба, но тот лишь устало отвел глаза.

– Это совершенно взаимно, бро, – тепло сказал экстрасенс, снова привлекая внимание друга. – Как делищи?

– Твоими молитвами. – Жорик хохотнул. – Все круто, бро. Ну, точней, не все, но я к этому стремлюсь. Помнишь, как там а это твои друзья? Здрасте-здрасте. Я Жорик.

Он пожал мне руку, а Глебу даже два раза – наверное, от переизбытка чувств – а потом предложил:

– Если хотите, могу вам сначала небольшую экскурсию устроить.

Глеб презрительно сморщился, и Богдан, заметив это, спешно сказал:

– Жорик. На пустяки нет времени. Ты все подготовил?

– Да блин, тут такая история была вчера! Я из дома вышел, иду, карточку в метрохе уже прислонил, а потом такой – е-мое, я ж без телефона… Думаю, потерял, может, по дороге? Короче, вернулся, все ок, на зарядке был.

Богдан шмыгнул носом и с робкой надеждой уточнил:

– Я про квартиру Булгакова.

– А-а-а! Да, там тоже всё ок. Я все билеты выкупил входные на этот день. Плюс с дириком добазарился, съемка докфильма про Булгакова, говорю, Сергей Васильевича покажем в лучшем свете…

– Он вроде Михаил Афанасьевич, – машинально поправил Богдан.

– Да? А, неважно. Главное, что директор – он типа вообще крутой. За любой движ! Любая реклама среди молодежи – пожалуйста, Михаил Афанасьевич всегда поддержит!

Амфетаминовый речевой трип Жорика вызвал у меня легкую растерянность. Почему-то вспомнился Чичваркин и незабвенная пословица: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».

– Ладно-ладно, мы поняли. Веди! – оборвал его Богдан и поправил съехавшую с плеча лямку рюкзака.

Жорик кивнул и устремился вверх по лестнице на четвертый этаж в знаменитую 50-ю квартиру. Шагая мимо плотных вязей граффити, которыми украсили стены благодарные поклонники творчества Булгакова, друг Богдана увлеченно рассказывал про то, как ему ночью снился кошмарный сон, что он попал под дождь, и дождь все не кончался и залил всю Москву по крышу самого высокого здания.

– Жара долбаная, – завершил свою историю панчлайном Жорик и, распахнув дверь, первым ввалился в квартиру Михаила Афанасьевича.

У стола, исполнявшего роль ресепшена, о чем-то негромко беседовали дама бальзаковского возраста – видимо, билетерша – и тучный мужчина в расстегнутом пиджаке, который теперь вряд ли бы на нем сошелся. Завидев Жорика, Тучный просиял и протянул ему руку:

– Жора! Дорогой! Проходи. Мы вас уже ждем! Может, вам чаю, кофе? Рассказать чего?

– Борис Семенович, ну хорош, – пожимая пухлую руку, по-свойски оборвал его Жорик.

Тучный спешно приложил палец к губам и прошептал:

– Ухожу-ухожу!

Затем он строго посмотрел на билетершу и пригрозил ей пальцем.

– Марья Ивановна? Всяческое содействие! И чтобы никого не пускали!

Билетерша тут же закивала, словно собачка-болванчик с приборной панели автомобиля недорогого россиянина, и приветливо улыбнулась Жорику. Тот не обратил внимания на старания Марьи Ивановны и повел нас узкими коридорами «нехорошей квартиры» к кабинету Булгакова, попутно изображая из себя экскурсовода.

– А здесь они типа обедали, я так понял… Картина какая, а? Я такую в переходе видел на Космонавтов… Окно здоровое какое, шторы, наверное, год шили ему сюда…

Но всякий раз это подспудное желание поделиться знаниями натыкалось на холодный взгляд Глеба и раздраженную реплику Богдана: