Понурый Балтия-джаз

- Охраняла. Косвенно... Снова говорю: вспомни наш первый разговор в пансионате Лохусалу! Думаю, Ефима Шлайна вообще не тронут. Даже в этих промозглых задворках Европы опасно беспокоить разведчика его положения и ранга. С ним случится, наверное, что-то другое... Анонимку о покушении на Бахметьева подсунули Шлайну специально. По подсказке Дубровина, я предполагаю. Дубровин ещё до её поступления в Москву намекал на возможность такой анонимки своим эстонским контактам здесь, в Таллинне. От эстонцев информация улетела к англичанам или шведам, мне не известно точно к кому, но откуда-то оттуда она и докатилась до Бассейна... Мне велели ждать. И дождалась: появляется Шлайн, а за ним его придурковатый Санчо Панса в обличье... кто бы мог подумать! Доблестного Шемякина... Как в старом романсе: только раз бывают в жизни встречи...

- Почему ты молчала раньше?

- Я и сейчас не должна говорить. Моя задача, пока возможно, не входя в зону риска, содействовать предотвращению покушения на Бахметьева. С этого утра я не могу противостоять своими ничтожными силами своре, собранной для охоты за Бахметьевым и тобой... Что же касается тебя лично, то Бэзил Шемякин приглашен в пьесу на роль трупа-статиста. Режиссер даст отмашку, когда его выволакивать на сцену.

- Спасибо, - сказал я. - Теперь иди.

- Береги себя, - сказала она. И легко, едва коснувшись накрашенными губами, поцеловала в щеку.

Она не все договорила. Бэзил Шемякин, как предполагаемый киллер, выставлен ещё и в качестве конкурента Чико для приманки двух азериков, юриста Махмадова и физика Вайсиддинова. Если возьмутся за Шемякина, значит - действительно террористы. Кавказцы ревнивы, в исполнении святого долга тем более. Скажут: "Бахметьев наша добыча, отойди, рэзать будем..."

Я вернулся в съемочную-кабинет, принялся завязывать галстук. На его подкладке осталось пятнышко сапожного крема.

Наружная дверь в полуподвал все не хлопала.

- Ну, что же ты? - спросил я вернувшуюся Марину.

- Пожалуй, лучше, если ты будешь знать ещё кое-что.

- У нас будет второй ребенок и требуется моя подписка об отказе от отцовства? - сказал я примирительно.

Она знала, что бывает на душе, когда собираешься на дело, и вернулась очищать наши души от копоти, которую мы, по слабости человеческой, туда напустили.

Марина пришлепнула перчаткой по сумочке, где лежал магнитофон.

- Я записала ваш разговор. Со Шлайном. Ваш план может сработать. Мне так кажется... Я хочу сказать, что информация обо этом уйдет в Бассейн. Посчитай её вашей расплатой за Тармо.

И вышла.

Интересные козыри ложились на руки.

"...Заступник мой еси и Прибежище мое... Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своими осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощного, от стрелы, летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденного. Не приидет к тебе зло, и рана не приближется телеси твоему".

Вот и все наследство. Славянской вязью полустершийся текст на складенце с изображением Спаса в плоской латунной коробочке с проушиной для подвески. Коробочку папе нацепили на шею перед тем, как выпихнуть из вагона в дырку на мелькающие шпалы. Кожаный шнурок истончился ещё у него. На коробке выдавлены двуглавый орел и фамилия "Шемякинъ". Чье-то солдатское, казенно розданное? От какого предка?

Трудно сказать, могу ли я ещё верить в Бога. Верил ли отец? Но если отца давно не было, вообще не было в материальном обличье, почему я продолжал помнить и любить его?

Отец считал, что свобода и любовь и есть Бог. Молился где придется - в костеле, китайской или вьетнамской кумирне, пагоде - и всегда коротко: "Прости, Господи, мои грехи и поддержи в заботе о своих". Причаститься ему удалось, правда, на моей памяти, только раз. В Шанхае. Больше православных церквей на наших путях-дорогах не попадалось. Мне не представлялось это существенным. Делят Бога дураки.

Когда я хоронил папу, то крест камнетесу заказал в буддистской пагоде, страшась, что наклон второй перекладины монах сделает в обратную сторону. А потом сообразил, что все зависит от ориентации по сторонам света - как повернуть крест... Резчик срисовывал кириллицу на гранит, сдавив челюстями забытую бетельную жвачку. Я привозил маму проверять текст, боялся ошибок. И запятую забыли. Получилось: "Господи прими душу папы".

Коробку со складнем я держал в несессере, содержимое которого теперь и перебирал, открыв багажник "Форда".

Я перенес в кабину и рассовал по карманам брюк и пиджака наручники, баллончик с парализующим газом, стальную пилку-тросик, компас и обтянутый плюшем стальной пенальчик - обогреватель кисти руки, в который вложил тлеющий тюбик, зажженный от прикуривателя. Опробовал, слегка стронув тросик, механизм пуска дымовой завесы. Впервые положил в нагрудный карман сорочки не одну, а две запасных обоймы для "ЗИГ-Зауэра".