Эти последние несколько дней, которые она провела в доме Гуннара, стали единственным настоящим островком спокойствия, который у нее был за многие годы. И это было, по сути, похищение. У Олив даже возникло ощущение, что она в отпуске.
Она перевернулась на спину. И тогда вспомнила, что он спал, держа ее в своих объятиях всю ночь. Но теперь он был на ногах.
Олив покраснела, вспомнив события прошлой ночи. Она все еще не привыкла к таким нежным и трепетным проявлениям чувств. Она покраснела еще больше, подумав о горячих источниках. О том, как его твердое, жаркое тело прижималось к ее телу.
Олив казались странными ее собственные мысли: она чуть не замерзла, а все равно думала о том, насколько сексуален Гуннар. Она встала с кровати и направилась в гостиную. Он стоял там, скрестив руки на своей широкой груди, одетый в черный свитер и черные брюки, и этот наряд выглядел так, словно едва мог вместить его мускулы. Олив обожала такой стиль, но вот Гуннару он всегда не нравился.
- Пришли результаты теста. Я отец нашего будущего малыша.
- Я уже знала это, Гуннар. Я думаю, ты тоже. Но почему ты так настойчиво хочешь заполучить меня?
Мгновение он ничего не говорил, его глаза стали холодными.
- Ты знаешь, я переехал жить к своему отцу, когда мне было двенадцать лет. Конечно, ты могла думать, что я всегда жил с ним. Но нет. До двенадцати лет меня воспитывали бабушка и дедушка по материнской линии. Когда я вырос, захотел жить со своим отцом. Он посылал мне письма время от времени. И я боготворил его. Я посмотрел его фотографии в Интернете. Я думал, что он великолепен. Именно таким человеком я хотел быть, когда вырасту. Я желал встретиться с ним больше всего на свете. Я мечтал жить с ним. И когда мне было двенадцать, исполнил свое желание. Я до сих пор помню этот трепет. Он прилетел на вертолете, был одет в костюм и выглядел точно так же, как на фотографиях. Он отвез меня в Лондон. Я никогда не видел города. Это было невероятно. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он не был тем человеком, каким я его представлял. Дома всегда были разные женщины. Им платили за то, чтобы они были там. Или, возможно, ими манипулировали. Позже я узнал, что он общался с печально известным человеком, который «прославился» тем, что торговал женщинами. Я всегда буду задаваться вопросом, появлялись ли эти женщины там по собственной воле или нет. Конечно, я был мальчиком и не знал, что вообще происходит. Но я мог видеть, как он относился к ним, в его глазах всегда читалось презрение. Как будто эти женщины - мерзкие насекомые. - Гуннар вздохнул. - Когда я был мальчиком, знал только боль от того, что он сделал со мной. Он содержал мою комнату в спартанском стиле. Я скучал по своим игрушкам, какими бы скромными они ни были. Я промахнулся… Но он сказал, что у меня не может быть игрушек. Он сказал, что у меня не может быть друзей.
А в шестнадцать лет он съел ее праздничный кекс, и Олив сочла его злодеем. Когда он был мальчиком, у него была комната, в которой не было ничего хорошего и, вероятно, не было сладостей, судя по коллекции конфет. Кекс теперь означал что-то другое.
- Просто ужасно.
- А как было у тебя?
- Мой отец учил меня быть жесткой. Он научил меня побеждать любой ценой. Но у меня были игрушки. Отец действительно относился ко мне с вниманием.
- А мой отец думал, что побои научат меня жестокости. Видишь ли, Олив, я ошибся в нем. Мы окончательно поссорились, когда мне исполнилось восемнадцать. В доме жила девушка ненамного старше меня. Мой отец поднял на нее руку. Я избил его до полусмерти. И я ни о чем не жалею. Я вызвал полицию, но она не пожелала с ними разговаривать. Я пытался помочь ей, пытался заставить ее выйти из ситуации, в которой она оказалась, но она… Она была напугана. Она убежала прежде, чем я смог узнать ее имя. Я горько сожалею об этом. Я старался быть лучше его, потому что видел, какие разрушения может нанести миру человек, обладающий неограниченной властью.
Олив почувствовала нервный ком в горле.
- Позволь мне спросить. Почему ты хочешь быть отцом этого ребенка?
- Чтобы защитить его. Моему малышу достанется все самое лучшее.
- Какое тебе дело до него?
- У меня будет ребенок, и у меня будешь ты. Малыш узнает, что такое семья, в которой есть отец и мама.
- Зачем тебе все это? - Она раздраженно подняла руки. - Ни у кого из нас не было матерей, Гуннар. Ни у кого из нас не было полной семьи. Я готова отказаться от «Эмбиента», - ее голос дрогнул, когда она поняла, насколько все это было правдой, - потому что я не могу допустить, чтобы ребенка воспитывали в перерывах между важными совещаниями. Потому что я не могу оставить малыша на втором плане.
- Тогда ты можешь сделать это. Если захочешь. Никто не заставляет работать не покладая рук, оставь «Эмбиент».
- Ну, тогда помоги мне понять, о чем ты думаешь, потому что, в конце концов, мы скоро станем родителями.