Поп

Луготинцев рассмеялся.

– Что, представил себе этакое и смешно стало? То-то же. Я читал, будто в Африке есть племя, которое считает своё происхождение от ящериц или иных каких-то гадов. Ну и на здоровье! Фашисты, возможно, тоже от какого-то изначального шутштафеля происходят. Но всё же им не одолеть тех, кто ведёт своё начало от Адама и Евы. Победа будет за нами, Алёша! Я тебя сегодня нарочно кормил одной постной кашей. Когда утром проснёшься, вот почитай тихонечко вслух, я тебе загнул страницы, откуда и докуда. Прежде, чем покинешь суворовскую шапку, причастишься. И тебя Бог сбережёт, когда ты к своим партизанам отправишься. Путь-то неблизкий до Гдова и далее.

– Отец Александр, всё забываю вам сказать одну вещь. У нас в отряде был политрук. Наум Невский.

– Невский?!

– Это псевдоним. Настоящая его фамилия у меня выпала из башки. У меня вообще после этого ранения многое из памяти будто в болото провалилось. А псевдоним не простой. Этот Наум Захарыч перед войной взрывал храмы, и всё ему попадались храмы Александра Невского. За это ему и присвоили такой почётный псевдоним.

– Ничего себе почётный!

– И он страшно мечтает взорвать и ваш храм, а вас самого поставить к стенке.

– Отчего ж такая ненависть?

– Не знаю. Но хорошо, что я вспомнил вас предупредить. Если такой появится, будьте начеку. Перед тем как мы немецкий аэродром должны были атаковать, этот Наум ночью исчез и всё тут. Может, каким-то образом в плен попал, но мне кажется, он догадывался, что всех нас перебьют, вот и дал дёру, сволота.

– А сам-то ты как спасся?

– Не помню, батюшка. Меня сначала в руку ранило, потом как шарахнуло в голову, я дальше ничего не помню. Очнулся на другой день вдалеке от места нашей гибели. Мы ведь все там полегли, кроме меня, дурака.

– Нет, не все, Лёша. Четверых ваших к нам сюда привезли и на площади устроили публичную казнь. У меня на имена удивительная память. Как сейчас в ушах слышится: «приговорить Александра Табака, Игоря Муркина, Фёдора Ильина и Тамару Лебедеву к смертной казни через повешение».

– Игорёк! Сашка! – застонал Луготинцев. – Ведь это же мои лучшие товарищи! Что же вы не пали в бою-то!

– Знай, что они прошли через казнь с достоинством. И к народу успели воззвать: «Товарищи!»

– Ильин, тот был из полицаев, к нам переметнулся. По-настоящему парень хотел свою вину искупить. А Тамара… Её Сашка Воронов, тоже в нашем отряде сражался, из одной деревеньки зазвал. Любовь у них была. Сашку, наверное, под аэродромом убило. А Тамарка, стало быть… Вечная им память! Что же меня-то спасло?

– Бог. Ты ещё свой страшный грех многими делами искупить должен. Добром.

– Какими делами, отец Александр?

– Сам поймёшь, если что.

Луготинцев задумался. Долго молчал. Потом промолвил:

– Нет, батюшка, я в Бога не верю.

Отец Александр загадочно усмехнулся и произнёс:

– А Бог в тебя верит!

93

На другой день отец Александр в течение всей праздничной литургии чувствовал необычайный подъём духовных сил. Будто не было войны, смертей, концлагерных бараков, виселиц, а наступил мир, и всё в природе и людях ликовало. И когда в конце службы в очередной раз пели: «Величаем, величаем тя, святый благоверный княже Александре…», в сладостный миг отцу Александру показалось, что вот-вот, и он взлетит под купол храма. В то же мгновение ему померещилось, будто он находится не здесь, а в каком-то огромном архиерейском храме, при многочисленном стечении первоиерархов, которые творят что-то важное и весьма торжественное. Видение исчезло, заронив в душу батюшки радостную тревогу.

Когда в храме после службы остались только ближайшие, отец Александр весело взял чашу с остатками святых даров и сказал:

– Пойду причащу барабанного жителя. Последний денёчек он у нас спасается.

Матушка укоризненно вздохнула, Торопцев улыбнулся, дьякон Олег, который тоже уже знал о барабанном жителе, сделал вид, будто ничего не слышал.

Поднявшись в подкуполье, отец Александр застал там Луготинцева, готового, собранного.

– С праздником тебя, Алёша! С Александром Невским!

Приняв у грешника короткую исповедь, он причастил его и вновь озарился задорной мыслью – такого не бывало! Чтобы священник причащал кого-то не в самом храме, а в барабане под куполом храма. В этом было одновременно и что-то особо таинственное, и торжественное, и озорное. Будто они были двое мальчиков, затеявших некую игру.

– Причащается раб Божий Алексий во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь, – произнёс батюшка, возвращаясь душой к важности совершаемого действия. Ибо это на самом деле была никакая не игра.

И когда Алексей причастился, в сей миг вновь отца Александра посетило странное видение. Всё тот же большой архиерейский храм, множество свечей, стройное многоголосое пение, Московский митрополит Сергий Страгородский в патриаршей мантии, и другой славный первоиерарх – Ленинградский митрополит Алексий Симанский – вручает ему патриарший жезл…