Поп

— А что ж вы тогда про идолов из Исайи читали? — засмеялся отец Александр. — Значит, когда вам было удобно, вы пользовались Ветхим Заветом, а теперь он вам не указ. Это я и называю «мусолить». А если суровее сказать, то так обращаться со Священным Писанием — тяжкий грех. К тому же и апостол Павел упоминает скинию с изображением херувимов. Но у вас совсем иной Новый Завет. Ваш Новый Завет не от апостолов, а от Лютера. От немца Мартина Лютера, который дерзнул уворовать из Христианства там, где только можно было. Он упразднил таинства, оставив только два. Главное таинство — причастие. Мы верим, что во время литургии хлеб и вино, по слову Спасителя, пресуществляются в Его плоть и кровь. Лютер уполовинил: не пресуществляются, а лишь таинственно присутствуют. Чувствуете разницу? Второе таинство, которое пощадил Лютер, крещение. Но лютеране не погружают крещающегося в воду, не верят, что вода в сей миг становится та же, которой крестился Христос. Они лишь окатывают водой. В знак того, что признают Христа своим вождём. Так же моряки пьют солёную воду, при посвящении в морскую профессию. Нефтяники мажут лицо нефтью. Так и лютеране — будто при символическом вступлении в Христианство, как в профессию, а не как в религию. Лютер был сын рудокопа, в детстве ему запало в душу, как при посвящении в рудокопы люди мазали себе лицо чёрной угольной пылью. Вот и заимствовал оттуда своё обмывательное крещение. Вместо водопогружения — водопомазание.

— Уши вянут! — воскликнул баптист.

— У кого вянут, а у кого у нас в Закатах уши исцеляются, — улыбнулся батюшка, кивая на Романа Гуляева. — Продолжим. Лютер, отвергая католичество, отверг посещение храмов. Лозу Господню рассыпал на мелкие ягоды.

— Потому что Церковь это что? Это ваши камни, составленные один на другой и увенчанные куполами? — вопросил сектант. — Нет! Церковь это вот! — И он ткнул себя Библией в грудь. — Если я верую, то Церковь уже во мне. Евангелие от Матфея глаголет: «Где двое или трое собраны во имя Иисуса Христа, там и Церковь». Забыли?

— Нет, не забыл. «Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их», — процитировал отец Александр из Евангелия от Матфея. — Почему же тем самым отвергается необходимость построения и храма, как здания, в котором соберутся эти двое, трое и более во имя Его?

— Потому что для вас Церковь это только здание из камня, кирпича или дерева, с колоколами, с иконами, с луковичками, с крестами наверху, — гордо сказал сектант. — А для нас Церковь это нечто большее.

— Послушайте, благочестивые христиане, — обратился отец Александр к своим прихожанам. — Разве когда мы говорим о Церкви Христовой, мы говорим лишь об этом храме из камня и дерева?

— Да всё мы понимаем, батюшка, — сказал Торопцев. — Это он нарочно так говорит, хочет нас запутать.

— Вот именно, — сказал отец Александр. — Воображаю, как он запутывает простодушных людей, когда рядом нет сведущего, как я. На какой путь погибели их толкает! Зачем же вы останавливались и слушали его?

— Да сами не знаем, — сказала одна из прихожанок, Валерия Петрова.

— Какой-то бес толкал: «Иди да послушай!» — добавила другая женщина, Елизавета Проклова.

— То-то и оно, — сказал батюшка. — Все эти проповедники новых вер делают одно общее зло. Хотят разрушить Церковь Православную, раскромсать её на щепочки, дабы уготовить путь антихристу. Помните слова апостола Иоанна: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они: потому что много лжепророков появилось в мире». А на том предлагаю диспут окончить и всем разойтись. А кто будет и в дальнейшем слушать этого, тот мне принесёт сильное огорчение. А вы, милый человек, побойтесь, ибо как же вы себя губите, обольщая малых сих!

— Я готов и дальше спорить с вами! — возмущённо воскликнул сектант.

— Кончите свой спор тем, что чернильницей будете швырять в стену, — спокойно ответил отец Александр и пошёл прочь.

Вскоре его догнал Торопцев.

— Сразу после вас все разбрелись, никого не осталось с этим еретиком, — оповестил он.

— Ну как, Коля, хорошо я с ним спорил?

— Очень хорошо, батюшка!

— Но и устал же при этом. До чего ж иной раз хотелось по морде ему дать. Как святитель Николай дал Арию заушину. Даже святителя Николая еретик довёл до белого каления. А я выдержал.

— Посрамлён еретик.

— Вот погоди, Коля, глядишь, он завтра каяться придёт.

— Кто? — спросила матушка.

— Жалко, ты, Аля, не присутствовала! Какой я диспут выиграл у заезжего баптиста! Любо-дорого было послушать. Это была моя Невская битва, моя Полтава, мой Сталинград! А ты где-то ходила.

— Я домой сразу пошла, обед готовить. Ещё и не доволен мной!

Но баптист, вопреки мечтательным ожиданиям отца Александра, каяться не пришёл. Несколько дней он ещё пытался увлечь беседой людей на улицах, но, едва увидев в отдалении фигуру священника, предлагал перенести разговор в другое место и много на том проигрывал. В конце концов, от него стали шарахаться. Он помыкался ещё какое-то время в Закатах и в начале Петрова поста исчез. Пошёл добывать себе слушателей в других местах рейхскомиссариата «Остланд».