Поп Чира и поп Спира

На следующий день, до обеда, наши попы предстали перед его преосвященством, который хотел прежде всего посоветовать им, как говорится, замять дело до того, как оно уйдёт на рассмотрение в соответствующую инстанцию. Мы не держали в руках акта епископского архива и потому лишены возможности передать все подробности этой встречи, тем более что повесть стала бы на одну главу длиннее. Скажем только в заключение этой главы, что оба преподобных отца, отправившись к его преосвященству, пробыли у него довольно долго — битый час, если не больше; а когда покинули епископский двор, удивительно было то, что поп Чира (хотя и вошёл он обвинителем) вышел порядком опустив нос и с пылающими щеками, а поп Спира, напротив, хоть и был обвиняемым, выглядел весёлым, таким же весёлым, как и в тот раз, когда был награждён красным поясом. Ещё удивительней был ответ, который они дали своему знакомому, столкнувшись с ним при выходе из епископии. «Ну как, закончилось?» — «Да, наконец-то!» — сказал поп Чира. «Слава богу, всё в порядке!» — добавил весело поп Спира. Но самым удивительным было то, что оба попа не расстались у выхода из епископии, а продолжали путь рядышком, объясняясь и беседуя о чём-то…

— Значит, помирились! — воскликнут читатели. А почему поп Чира угнетён и взволнован, а поп Спира весел и доволен, об этом читатели узнают из следующих двух глав.

Глава двадцать вторая В ней перед читателем возникнет картина жизни попов — отца Спиры и отца Чиры, противоположная той, что была нарисована в прошлой главе, ибо сей последний (то есть поп Чира) на себе испытал правильность изречения, которое гласит: «Кто сеет ветер, пожнёт бурю»

Попы задержались ещё на полдня в Темишваре, чтобы сделать кое-какие покупки. Домашние надавали им поручений, ибо, как всякому известно, семейному человеку нельзя отлучиться в город и на полчаса, чтобы женская половина не нагрузила его, словно верблюда, таким множеством поручений, какое не удержится даже в голове Стратимировича. А тем более сейчас, когда попы собрались в самый Темишвар, где сельские жители готовы часами стоять, глазея на одну и ту же витрину. У попа Миры был целый ворох поручении. У попа Спнры, правда, ни одного (ни он, ни домашние не думали об этом, не зная, каков будет «исход дела»), но ему самому пришла охота накупить всякой всячины и сделать домочадцам сюрприз. Радуясь, что отделался так дёшево, он решил на деньги, которые, по его предположению, должны были пойти псу под хвост, купить что-нибудь нужное для дома. Поп Чира покупал, чтобы умилостивить, а поп Спира — чтобы порадовать.

Чего только не накупили попы! И бумазеи, и фланели на зиму, и ботуши[96] для обеих матушек. Поп Чира купил и рисовой пудры, и прибор для завивки волос, и какие-то штучки для закручивания локонов, и новомодные шпильки (с особым названием в честь какой-то швабской принцессы-невесты), и гуммиластику для чистки, и машинку для застегивания перчаток, целый короб всевозможных ниток и вязальной шерсти — около десяти разных номеров, которых он не мог запомнить, а потому и записал ещё дома, исписав целых пол-листа писчей бумаги. Войдя в магазин, он вытащил из кармана эту бумагу, развернул, положил перед собой, сел на стул, протёр очки, нацепил их на нос и, глядя на запись, стал диктовать щуплому, хорошо причёсанному еврейчику, зачёркивая очередное название карандашом, пока не приобрел всё точно по списку.

Поп Спира купил большой брусок мыла, нож — резать ветчину, и уйму необходимых кухонных принадлежностей, которые в селах ещё мало или вовсе неизвестны.

Вспомнил он и о своих спасителях — Аркадии и попе Олуе. Аркадию он купил высокие ботуши, в которых он будет прислуживать в церкви, шаль за три сребра и красивую пенковую трубку с длинным чубуком за тринадцать сребров. Такую же точно трубку он купил и отцу Олуе.

«Боже мой, что есть человек: не знает и не ведает, что несёт ему завтрашний день! — думал он, покупая всё это. — Мог ли я предвидеть, что у меня явится желание делать покупки и удивлять Сиду!»

Оба попа накупили кофе, сахару, немало всяких булочек и рогаликов. Короче, понабирали столько, что едва поместили всё в повозку. И когда в пятницу на заре попы взобрались на неё и тронулись в путь, то пришлось им сидеть, — простите меня за выражение, ибо речь идёт об отцах церкви, — пришлось им сидеть столь же удобно, как чёрту на колу. В этом был отчасти виноват и сам Пера Тоцилов, который словно поклялся разорить всех попадавшихся ему под руку попов. Он дважды весьма основательно воспользовался гостеприимством в доме ченейского попа; на славу угостились и сам он и его лошади; а кроме того, он так добросовестно набил оба сиденья, и переднее и заднее, хозяйским сеном, что лошади ещё по меньшей мере неделю смогут наслаждаться ченейской травкой.