Пока Боржевский лежал в больнице, она завела себе нового постоянного любовника – конечно, Владимира Шталя. У него было несколько преимуществ: во-первых, он богат, во-вторых, новый, а Боржевский уже поднадоел, да и проблему с мужем решить не смог. Мария полностью завладела сердцем Шталя. Как вы помните, он был женат на дочке миллионера, но ради Тарновской развелся. Пока Василий сидел под арестом, а Боржевский лечился, Мария со Шталем уехали в Крым. Там, однако, неожиданно появился Стефан, которого выпустили из больницы. Его появление не входило в планы Марии, но счастью влюбленных он мешал недолго. Выяснилось, что Боржевского недолечили, у него началось воспаление мозга и за неделю он умер. Расстроило ли это Марию? Конечно, экая бестактность – приехать куда не звали и помереть. В часовне около тела бывшего любовника она сказала служанке: «Скорее бы его похоронили, а то он ужасно воняет!»
Мария и Шталь прекрасно проводили время в Ялте и проматывали деньги, доставшиеся Владимиру после развода. Своих средств у Шталя было немного, а Тарновская цинично заявила, что ее любовь стоит дорого.
Спустя три дня у ступеней анатомического театра в Киеве было найдено тело поручика барона Шталя фон Гольштейна, а при нем – записка:
«Сознательно лишаю себя жизни; это мое право. В погребении не нуждаюсь, и свой труп прошу предоставить анатомическому театру. Прапорщик конной артиллерии Владимир Шталь. Письма к родным у меня в кабинете в третьем томе "Истории" Шлоссера».
Как выяснилось, Шталь застраховал свою жизнь на имя Тарновской, и вскоре она получила 50 тысяч рублей. При предъявлении страхового полиса Мария показала и письмо от Шталя, в котором было написано:
«Своим честным словом и всем, что осталось во мне незапятнанного и сильного, обязуюсь я, Владимир Шталь, перед Марией Николаевной Тарновской сделать все, что она мне прикажет во время моего пребывания в Киеве. Заявляю, кроме того, что с моей стороны это не будет жертвой и что я ничего не требую взамен. Я всегда буду действовать во имя той чистой любви, которая овладела всей моей жизнью».
Тем временем начался суд над Василием Тарновским. Суды в то время, особенно громкие суды, – крупнейшие медиасобытия. Ход заседаний и речи адвокатов и прокуроров печатали в газетах, причем не специализированных, а обычных. На судебные заседания ходила публика и потом обсуждала происходящее. Громкие события привлекали журналистов со всей империи.
Конечно, суд над Тарновским был громким и подробно освещался не только в киевской, но и в столичной прессе. По требованию министра юстиции заседания перенесли из Киева в Гомель, чтобы избежать возможного влияния семьи и знакомых. Защищать Василия взялся известнейший адвокат Сергей Андреевский. Вот что он сказал перед присяжными:
«…Видимый закон – против Тарновского, потому что он выстрелил в человека. Но тот внутренний закон жизни, который чувствуется нашей совестью, ясно говорит нам, что из трех участников этой драмы Тарновский несравненно лучше двух остальных, т. е. своей жены и ее любовника».
О Марии Тарновской адвокат говорил так:
«Эта женщина вообще к душевной любви не способна. Вы знаете, скольких мужчин, страдающих от обожания к ней, она легко переменила и безмятежно забыла. Она любила театры, ужины, туалеты, заграничные поездки, блестящую жизнь и поклонение красивых мужчин. Цветущая, здоровая, избалованная, она была уверена, что все ее прихоти естественны и законны».
Марии на суде не было. Василия Тарновского оправдали.
Супруги теперь жили раздельно. Разделили и детей: сын Вася остался с матерью, а дочь Татьяна – с отцом, и бабушка, Екатерина Петровна О'Рурк, несколько раз пыталась выкрасть внучку.