— Мам, зачем девочку пугаешь? Ей же столько не съесть.
— Не съест, с собой заберёт. Судя по твоему лицу, она это заслужила.
— Более чем.
— Я забыла, сколько должно быть, чтобы ты пошла у матери ребёнка отбирать?
— Сто сорок.
— А лучший результат?
— Двести двадцать шесть.
— У кого?
— У младшей Кэр. У моей — двести двадцать.
— А у Линки?
— У обеих по сто шестьдесят. Не зря они такие одинаковые.
— У Розы?
— Сто семьдесят, это притом, что она читать тогда ещё не умела.
— Это так важно?
— Не очень. Но повлиять может. Тебе чьи ещё результаты нужны? Может, я лучше список тебе пришлю.
— Не, ещё одного хватит. Рэндэрдовский подарочек. Ты так на него тогда ругалась!
— Эрия? А что не ругаться было? Еле успел девочку спасти, у кого сто девяносто восемь оказалось. Это такой чудненький ум будет!
— По этой книжечке только у детей ум можно проверять?
— Да. Лучше всего у только начинающих учиться читать и писать.
— Только у девочек?
— Мальчиков здесь не будет!
— Я просто спросила.
— Без разницы. Ягран маленький совсем, но читать и писать умеет. Подурачилась с ним — сто семьдесят. Не умел бы — на десять, а то и двадцать меньше.
— Что же ты из-за книжечки так с учёными мужами разодралась. Чуть до поножовщины не дошло.
— Лучше бы дошло. Дурь такого размера только клинком и выбьешь. Врача, литейщика, химика — ещё готовы во мне видеть. Но тут… Если они даже понять не могут, ребёнок — не маленький взрослый, у него ум по другому устроен, то о чём ещё с ними говорить. Кому я кровь тогда чуть не пустила.
— Почти всем.
— Ну, значит первый, вообще утверждал, что дети благородных от рождения умнее детей купцов, дети тех, в свою очередь — детей крестьян. Бесполезно, — наливает себе очередной стаканчик.
Только через несколько лет стала понимать, о чём они говорили дальше. Младшая сидит со стаканом в руке. Смотрит на мать угрюмо. Та тоже себе налила, но не притронулась. Я сижу, сласти трескаю, помню, как мне хорошо было. Спустя годы поняла, насколько же им было не до веселья.
— Я, впервые за сто лет по-настоящему объединила страну. И это надо удержать любой ценой.
— Крепости срыты, войска разбиты, единое законодательство скоро введём, монету и так чеканили одну и ту же, даром что с разными мордами. Что ещё?
— Север и Юг примирить по-настоящему. Склеить разбитое. Иначе через сто лет козы всяких Храатов травку на руинах наших городов будут щипать.
— Ну, так Храатом Мировым, или как там ещё себя этот сын свинячий кличет давно пора заняться. Кстати, их козы вряд ли травку щипать будут. Даже через сто лет.
— Почему?
— Они коз почти не держат. У них овцы больше. На Линии их даже зовут овце…
— Я не хуже тебя знаю, как их зовут. Ребёнка раньше времени таким словам не учи. А то собралась благородных растить.
— Ха! А то благородные девочки не ругаются. Вот я, например, так выразиться смогу.
— К баранам нашим вернёмся. Насчёт храатства ты права. Им стоит заняться. В самое ближайшее время. Только ведь дело не только в нём. Разбить их мало. Те земли надо присоединить. Не просто присоединить, а сделать частью империи, иначе через полвека появится новый Храат.
— Не появится. Не хуже тебя знаю, кого там надо пускать в расход в первую очередь. Всё это жречество, всю эту церковь резать буду так, все слухи обо мне детской сказочкой казаться будут.
— Только для этого надо, чтобы Юг хотя бы не ударил в спину.
— Не ударит.
— При мне — нет. И не спорь. Я южан била, когда никого из вас ещё не было. Это моим именем там пугают детей. И одновременно, говорят им же «вот помрёт старя змея, и мы уж змеёнышам покажем!» Из южан и сейчас союзнички ещё те. С чего, по-твоему, наместник помощи у подразделения Армии Север запросил?
— Ты имеешь в виду рейд, закончившийся появлением этой сластёны?
— Да.
— Линку заняться было нечем. Линк воин и охотник. Ему лишь бы в атаки ходить, или по лесам кого ловить. Против кого или во имя чего — неважно, ему действие само-по-себе интересно. Попросили, может, и поднесли чего, он и занялся.
— Верно. Отчасти. У наместника есть свои части. Знаешь, почему их не послал? Он своих людей бережёт. Пусть одни его враги, то есть мы, убивают других его врагов — «резаков». Результат — и разбойников нет, и у него все люди целы. Красота!
Не забывай, моя мать когда-то считала, случись что, спесь с южан она очень легко собьёт. Голов, и правда, посносила много. Только оставшиеся стали злее. Результат известен. Возможно, южане причастны и к её гибели.
— Кто тот бунт подстроил мы не узнаем. Ты же, в зависимости от ситуации, заостряешь внимание то на одной, то на другой версии.
— Пусть так. Южан можно сделать союзниками чем-нибудь вроде крупного похода.
— Так в чём дело? Зимой соберёмся, весной и двинем на Храатов. И южане пойдут, как миленькие. Хотя бы за добычей. Ибо у Храатов с недавних пор стало появляться золотишко собственной добычи.
— Не пойдут. Этот поход, независимо от результата, меня убьёт.
— Ты же совершенно здорова! Как врач говорю.
— Не допускаешь, есть области медицины, тебе неизвестные.
— Так сиди тут. Войска за Линию поведу я. Думаешь, не справлюсь?