Попадалово. В постели с троллем

Шли недолго. Вскоре я стала различать тихое журчание реки. А вскоре смогла увидеть, как в чистой воде купаются золотые лучики солнца. Берег частично зарос камышом. Вроде, опять же, обычным, но гораздо выше привычного моему взгляду. Да и цвет прочных стеблей был синеватый, а не зеленый.

К воде можно было подойти, ступив на небольшой островок чистого песка. Что я и сделала. Сначала стащила с ног кеды, положила рядом, где еще была трава. А также свою ношу, и стала поспешно раздеваться дальше. Троллиха, фыркнув, отвернулась, делая вид, что ее больше заботит камыш. Ну да, по сравнению с этой высокой зеленокожей я напоминала жалкую букашку, посмевшую польститься на большой аппетитный кусок мясного пирога. Коим, само собой, являлся Трогир.

Сложив аккуратно вещи, так же положила их на траву. Выудив из другой стопки полотенце и мыло, пошла к воде. Хорошо, что оставила на себе нижнее белье. Иначе от смущения бы быстро превратилась в пепел, вспыхнув под пристальным, оценивающим взглядом Карро. Как бы она не старалась отводить взор, все равно я чувствовала на спине это неприятное чувство, словно во мне пытаются медленно просверлить дыру.

Вода оказалась в меру теплой. И я, дойдя до комфортной для меня глубины, по плечи, стала намыливать волосы, которые, пока шла, успела намочить. Но не успела как следует их промыть, как что-то склизкое, обхватив меня за щиколотку, резко дернуло меня вниз, на дно.

Я толком не понимала, что происходит. Дергалась, открывала в беззвучном крике рот, в надежде, что меня спасут. Я ведь зову на помощь, пусть и безмолвно… Но меня продолжало куда-то тянуть. И вскоре легкие стала заполнять вода. Перед глазами все расплывалось. Словно на холст художника, что пытался изобразить штиль, вылили болотного цвета воду.

В итоге страх победил. Меня сковало, и я перестала предпринимать попытки высвободиться, всплыть на поверхность. Впрочем, если умру здесь, через какое-то время… всплыву.

Меня вновь куда-то дернуло. Хватка на ноге стала сильнее. Я вновь открыла рот, но теперь не за тем, чтобы предпринять новую попытку позвать на помощь, а от боли, прострелившей лодыжку и электрическим разрядом побежавшей дальше, выше по ноге, касаясь колена.

Теперь перед глазами закружили черные точки. А в голове слышался нарастающий звон. Помыслить не могла, что моя смерть будет столь нелепой и страшной одновременно.

Но, как ни странно, сознание покидать меня не спешило. Хотя я уже мысленно прощалась с жизнью.

Новый рывок, только теперь вверх. И меня буквально выбрасывает на поверхность. Я падаю, сильно ударяясь правым боком о камни. Но не чувствую новый приступ боли. Кашляю, выплевывая воду. Хватаю ртом воздух и не могу надышаться. Голова, от таких вывертов закружилась.

Повалившись на прогретые солнцем камни, продолжала хватать ртом воздух и кашлять. Вода больше не торопилась наружу, но мне не становилось легче. На место удушения пришло чувство опустошенности. И отчаяния, которое сжимало, словно тисками, и не позволяло нормально двигаться.

Склизкую жуть, больше похожую на большую пиявку, я заметила не сразу. Только когда смогла немного прийти в себя и стала медленно осматриваться, заметила того, кто утянул меня под воду. И чуть было там не утопил.

Мне снова стало страшно. Дернулась, чтобы оказаться как можно дальше от этой склизкой жути, но руки и ноги не слушались. Я предприняла несколько попыток отползти, но ничего не выходило. В добавок, кожу стал опалять жар жестокого солнца. Если прибавить к этому разогретые его лучами камни, я чувствовала себя пойманной рыбкой, которую жарят на сковородке.

— Кр-р-р-р, — пророкотал слизень, приподнимаясь на камне, подобно длинной упитанной змее.

Я бы закричала, если бы могла открыть рот. Однако, и этого сейчас сделать не могла. Продолжала лежать и во все глаза смотреть на своего похитителя, не понимая, чего от него ждать. В том смысле, что ничего хорошего я уж точно не ждала.

— Кр-р-р-р, — снова рокот, от которого волосы на голове зашевелились.

— И зачем ты ее притащил? — раздался неподалеку хрипловатый голос.

Пришлось запрокинуть голову, что увидеть говорившего. На одном из камней, возвышающихся над тем, на котором лежала я, восседал худой старичок с синеватой кожей. Из одежды на нем красовались водоросли, прикрывающие, как я предполагаю, самое дорогое для каждого мужчины. Вместо привычных моему взгляду ногтей, на пальцах у него имелись тонкие черные когти. Они загибались во внутрь и были гораздо длиннее тех, что я замечала у троллей.

— Тощая и не вкусная, — задумчиво меня рассматривая большими водянистыми глазами, пробормотал старичок. — Такую если и зажарить, то одни кости останутся. А мясо станет сухим и похожим на подошву от сапога того бедолаги, которого ты приволок мне на прошлой неделе.

— Кр-р-р-р-р, — кажется, покаянно, откликнулся слизень. Припал к камню, понуро опуская ту часть своего длинного тела, на котором красовался зубастый рот-присоска.