Попаданец (Барон Ульрих)(8 книг)

Да, вот такой я странный человек, вот такая червоточинка вдруг возникла во мне, не давая отбросить в сторону этот аспект и условие моего освобождения. Казалось бы, что тебе с того? О чем можно думать, когда этот великий и ужасный мракобес император, гадский гад, нехорошая «нехорошесть» и вообще как бы сатрап, тиран и угнетатель. Почему я вообще должен каким-либо образом сопереживать этой субстанции и квинтэссенции зла в этом мире?

Однако же… Однако же я не мог выбросить из головы и из сердца мысль и чувство, что совершаю что-то неправильно. Делаю что-то, что противно моей натуре. Понятное дело, что это политика, понятно, что все как-то взаимосвязано. Тут даже не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — эльфы ведут свою игру, а памятуя о той истории, где меня эти остроухие подставили под удар господина де Тида, все желание быть паинькой и не брыкаться отпадает как бы само собой. Впрочем, и любовью к императору я не пылаю. Он хладнокровный убийца, у меня перед глазами до сих пор бальный зал, где народ, объятый пламенем, мечется в дыму, не находя выхода из этой западни. Все очень сложно, слишком неоднозначно и размыто.

До дворцового кольца мы добирались чуть больше часа. Дорога петляла по городу. А я все думал и думал о своем будущем, но в итоге мы все же вышли на пропускных воротах, где в сопровождении стражи принц Паскаль лично повел меня аллейками и улочками дворца, ведя неспешный диалог вроде как со мной, но больше с собой.

— Вы занятная личность, барон. — Принц шел неспешно, особо не поворачивая головы ко мне. — Я изучил все документы, как по законодательной базе, так и правки армейских доктрин, которые вы делали для бабули во время своего заточения, и не могу не восхищаться вашим талантом.

— Благодарю. — Пусть это был и не тот труд, который был мне в радость, но это была моя работа, и мне была приятна похвала.

— Хочу также отметить, что ваш легион просто афера века! — Паскаль улыбнулся. — Такого еще земля наша не видела. Просто гениальное решение, а также весьма преступная практика для государства.

— Главное, что работает. — Пожал я плечами.

— Да. — Принц печально покачал головой. — Надо отдать вам должное, только благодаря им у нас еще есть север.

— Север не отдадим, ваше высочество. — Кивнул я его словам.

— Очень на это рассчитываю. — Он покачал головой. — Слишком все зыбко, королевство реально расколото, без лишних эмоций могу сказать, что мы терпим поражение. Если б не успели подписать договор с империей, опять же благодаря вам, мой друг, думаю, уже к сегодняшнему дню потеряли столицу.

— Император ввел в игру свои войска? — Я укладывал крупицы информации, поступающей от принца, выстраивая из мозаики общую картину происходящего.

— И да, и нет. — Будущий король тяжело вздохнул. — На восточном фронте он хорошо связал руки мятежникам. У него, в отличие от нас, куда как успешней проходит война, однако же зараза бунта не обошла и его стороной.

— И у него?! — Признаюсь, я был и правда удивлен.

— Да. — Паскаль печально развел руками. — Имперское рыцарское сословие на приграничье поддерживает бестиаров, сам император не может продвигаться нам на выручку, так как опасается, что и на его территории возникнет раздрай внутренней войны.

— Как все не вовремя, — хмыкнул я.

— Сомневаюсь, мой друг, что война может прийтись кому-то к месту, — улыбнулся он.

Мы миновали ряд зданий и вошли в просторную парадную с лакеями, которые по ковровой дорожке проводили нас к массивным дверям опочивальни экс-королевы.

Двери при всей своей массивности раскрылись мягко, принц положил руку мне на плечо.

— Ульрих. — Он был серьезен. — Она очень хотела тебя увидеть, увидеть тебя одного, постарайся ее не расстраивать.

Я вошел один. Больше за мной никто не последовал. Ватная тишина, зашторенные тяжелыми портьерами витражи окон и запах болезни и немощи. Старого бессилия, близкого и уже неотвратимого окончания пути.

— Здравствуй, мой мальчик. — Голос де Кервье был тих, и я не столько услышал его, сколько прочитал слова по шевелению губ. — Садись ко мне.

Вот так. Да, на краешек кровати, взять ее сухую молочно-белую руку со жгутами темно-синих вен и смотреть в глубокие уставшие глаза. Тяжко это, хочется что-то сказать, но меж тем понимаешь, насколько в такие моменты слова будут пустыми и никчемными пред грядущим и неотвратимым. Мне даже не нужно было входить в астрал, я и так прекрасно видел пять амулетов-накопителей, что питали ее жизнью. Пять капелек магии, что еще держали ее душу на этом свете, оттягивая неизбежное.

Вот так все и происходит. Нет ничего вечного на этом свете, все мы лишь гости под этим небом, и вдвойне печальней становится, когда приходит время тех, кто жил по-настоящему, кто ценил свое время, кто действовал, любил, страдал, боролся и, несмотря ни на что, дышал полноценно, вбирая всю полноту и гамму страстей и эмоций.