Попаданец (Барон Ульрих)(8 книг)

Страшно не было, за долгие годы своего бытия он столько раз был убит и возвращен вновь к жизни, столько раз горел в котле людских страхов надежд и чаяний, что волей-неволей уже притупил в себе большую часть привычных всем и каждому эмоций. Большую часть, но не все. За долгие годы он с удивлением осознал, что испытывает вновь сладкий интерес к жизни, просто свербящее любопытство всего естества, от навара той каши, что приготовили такие разные и такие умелые повара на этой кухне.

Страшно не было, но вот интерес досмотреть все до конца был. Что ж, пожал он плечами, переводя взгляд куда-то за горизонт на северо-восток, надеюсь, судьба и в этот раз станет ко мне благосклонна. И я не совершил ошибки, вернувшись в Финор, давая загнать себя в этот смертельно опасный капкан-ловушку.

* * *

Кто я? Где я? Почему я? Сколько жизни и сколько смерти? Сколько дней и сколько ночей? Какие-то ленты петляющих грязным змеем дорог, холод ночных стоянок, пробирающий до костей, грязная одежда, прокопченные руки и лицо дымом от костров, убогих часовых стоянок.

Все слилось в череду ровных событий. Марш, с ходу организация места встречи противника, нелюди-вампиры уходят, и остается «людь» человек, один, тот, кто погружает в пелену небытия сотни, уже далеко тысячи…

Сначала было жутко.

Прямо до дрожи в руках и спазмах в горле от одной только мысли о свершенном. Потом проще. Вроде как отстраняешься, но вот уснуть я не могу. Просто не могу полноценно закрыть глаза и уснуть. Все какие-то получасики, минутки беспамятства, когда тело само выключается от перенагрузки.

Я не могу спать.

Мне страшно.

Там во сне меня ждут тысячи и тысячи убитых мною, они просто лежат на земле и смотрят на меня, смотрят, и смотрят, и смотрят, и ждут…

Как сейчас.

Пологая низина, поросшая высокой, чуть ли не по грудь травой, что сейчас скрывала в себе тысячу замотанных в шкуры дикарей пиктов, что уже никуда и низачем не спешат, навечно успокоив и примирив свои души.

Они мертвы, так же как и мое каменное сердце.

Дойдя до завалившейся набок, запряженной мертвым быком одноосной тележки, брезгливо сапогом начинаю переворачивать груду нехитрого скарба дикарей. Мех, ожерелья, жилы, смотанные в жгуты для луков, какие-то черепки разбитых кувшинов, что-то еще, непритязательные бытовые вещи… Ага!

Упав на колени, судорожно дергаю тесемки на плетеной корзине, заполненной сушеными полосками оленины, парой головок смердящего сыра, каких-то отварных клубней незнакомого мне растения и целой пачкой твердых как камень хлебных пресных лепешек.

— Боги, Улич! — Неспешно по высокой траве ко мне подходил темный капюшон закутанного с ног до головы алхимика. — Что ты творишь?

— Ем. — Усталость чувствовалась в каждой клеточке стонущего организма.

— До лагеря никак не потерпеть? — Аль задумчиво потыкал носком сапога здоровенного дикаря, в посмертии ощерившегося диким оскалом сквозь косматую бороду и чумазые космы.

— Сколько их еще? — Сухие куски мяса разжевывались тяжело, захотелось нестерпимо пить.

— Миллионы миллионов. — Пожал плечами щуплый Аль. — Но ты ведь не об этом?

Алхимик заботливо поднял с земли один из неразбитых кувшинов, протягивая мне его, чтобы я напился.

— Сколько еще нужно смертей, Аль, чтобы наконец началась жизнь? — Мне с трудом удалось проглотить кислющее, явно еще бродящее вино из кувшина.

— Это философский вопрос, Ульрих. — Аль, как и я, уселся на труп быка, задумчиво разглядывая поле, усеянное трупами. — Это круговорот. У него нет начала и не будет конца. Одни приходят, другие уходят, нет жизни без смерти, как и нет смерти без жизни.

— Я ведь и в морду могу дать, — продолжая работать челюстями, буднично остановил я мыслительный процесс этого естествознателя.

— Эх. — Печально вздохнул алхимик, поежившись под неласковым ветерком. — Не знаю. Разведка группировки войск Пиксквара говорит, что армия остановилась, сотни баронских дружин отказываются переходить северный рубеж. Кто-то уже бросил оружие и подался с повинной к королю, кто-то еще размышляет, есть и такие, кто не убоялся, эти непримиримые уходят к замковым крепостям бестиаров.

— Мы остановили восстание? — Я с сомнением принюхался к сыру.

— Ты остановил восстание, — поправил меня алхимик, забирая из рук сыр и выбрасывая его в кусты.

— Без тебя я бы не справился. — Пока Аль еще чего не выкинул, я спешно стал засовывать в рот остатки мяса.

— Я всего лишь был клинком, которым ты разил своих врагов, Ульрих. — Щупленький паренек принюхался к вину, после чего все же сделал маленький глоточек.

— Угхум-ном-ном-ном! — не согласился я с ним.

— Ты поразительным образом извратил суть земных материй! — Аль взволнованно взмахнул рукой, сделав еще глоточек вина. — Никто и никогда не мог и вообразить себе, что мое жалкое ремесло может быть столь впечатляюще, просто до омерзения смертоносным!

— Ном-ном-ном. — Пожал я плечами, забирая у него кувшинчик, чтобы промочить горло.

— Конечно, по баронству еще бродят сотни разрозненных отрядов. — Аль нехотя покинул покатый бок быка, подымаясь на ноги. — Но это, мне кажется, больше нас не должно касаться.