— Ну, один из выживших, тот малец, что деру дал тогда из-под Мекты, когда охотнички в лес шли. — Старики видимо уже не рады были, что сюда пришли.
— Ладно. — Я повернулся к стоящему за спиной семьдесят третьему. — Дай дедам по серебрушке, и проводи до ворот, а вы почтенные ведите ко мне сюда вашего Конпу, если хотите помощи. А то я без дела сейчас сижу, могу еще чего невзначай завоевать.
— Да не, не надо, будет Конпа, а как же. — Дружно заверили они меня, пятясь к выходу и отвешивая поклоны.
Товарищ Конпа пришел сам, было ему по виду в районе пятидесяти годков, вид имел дикий и непотребный. Чистый дикарь, шкуры, перетянутые кожаными ремешками, куча костяных амулетов, всклокоченная борода и свалявшиеся волосы.
— Барон. — Поклон сделал уважительно, но глаз не опускает. — Спрашивали?
— Да. Ты смотрел тела пастухов? — Тот кивнул. — Расскажи, что увидел и о чем подумал.
— Мертвяков увидел. — Он пожал плечами. — А то, что лютень их подрал, так то ваш благородие, чистая, правда. Видел я уже такое в Мекте, в те времена, а теперича недалече от нее, то же самое. Коли интересно, обскажу. Прикус у зверя заметный, в отличие от медведя лапой не работает, когтем не рвет. Вышел на стоянку тихо, так лесной зверь не сделает, особливо к костру, все трое лежат рядышком.
— Ты старого, тело видел? — Мне стало по настоящему интересно.
— А то как же. Видал. Нашу деревню тогда на погребение согнали, благородных из свиты господина Нафаля. — Он, похоже, сам имел в этом деле интерес, вон как глаза сверкают.
— Волк? — Я, во время разговора, прикрыв веки, шерстил книги по монстрам из библиотеки Дако.
— Все говорят так. — Ага, вот и интерес его! Вон как ответил, сам видно с охотой на ты, из леса не вылезает, знает что-то, видимо говорил об этом людям, да на смех подняли.
— Сам как думаешь? — По справочникам пока по описанию подходило три особи, это гарха, большая ездовая собака урохов или орков, оборотень стандартный так сказать vulgaris, и огненная гиена джуга, правда, в северных широтах не встречающаяся.
— Оборотень. — Сказал и с вызовом посмотрел, значит верно, уже поднимали на смех его теорию.
— Объясни. — Вижу, хочет сказать, почему бы не дать человеку высказаться, сам же пока стал подбивать статьи и описания по этому виду трансморфов, очередному эху войны оставшемуся наследию темных эльфов.
— Все думают гарха! — Он аж ногой притопнул. — Но гарха не волк, гарха собака! Прикус! Все смотрят, но не видят! Волчий от собачьего отличается!
— Еще. — Признаюсь, в таких тонкостях я не сведущ.
— В небылицах наплели плоть жрет, потроха выедает, так это не так, чистая смерть, убийство ради убийства, не играет, не тянет, каждый жест смерть. Это не охота дикого зверя, это работа разумного. — Я жестом предложил ему сесть за стол, где расторопная прислуга принялась накладывать ему снедь на тарелки. Он в отличие от старичков уселся без испугу и уговаривать себя не заставил. — Землю свою охраняют они, вот что я вам скажу.
— Они? — Я уцепился за его слова, подавшись вперед и пристально его рассматривая.
Повисла тишина, мужик сидел, ни жив, не мертв, похоже он сам испугался того, что сказал. — Давай Копта, раз уже начал то досказывай, вижу же, что знаешь гораздо больше, чем говоришь.
Он залпом осушил кружку с вином, совершенно не обращая на меня внимания, уходя куда-то в себя.
— Я тогда молод был, только тринадцать исполнилось. — Начал он свой рассказ. — Мы жили в Поренке, это день ходу от Мекты, молодые парни умудрялись за ночь добегать к их девкам на свиданку. Жили как все, не богато не худо, земля хорошо в наших краях родит. Батя мой, еще охотой промышлял с мужиками, они часто загоны с Мектийцами по осени устраивали, на зиму зверя в прокорм взять. Лес то рядом, вон считай за Мектой, самый что ни на есть лес, не дурной подлесок, а мощь вековечная. Жили годами промысел ведя, что ни говори, да разное бывало, всякое на охоте. Батя мой братьев старших уже как три осени с собой на загон брал, а меня тогда впервые.
Он замолчал, я не торопил, видно человеку нелегко память бередить, да и я примерно догадываться стал, что не просто так мальчишка тогда живым ушел.