Ермаков достал портмоне, высыпал на совковую ладонь сержанта всю свою наличность и только потом скосил глаза. Бог ты мой, вокруг собралась изрядная толпа русских и американцев. Первые угрюмо смотрели на ротмистра, а поручик Мичурин, стоя за спиной денщика Акима, выразительно покрутил пальцем у виска. Американцы веселились, заранее наслаждаясь зрелищем и предвкушая победу своего соотечественника.
— Константин Иванович, вы в своем уме? — тихо прошипел в ухо подъесаул Гордеев, выразив общее мнение собравшихся на перроне русских.
— Я казак, Михаил Николаевич, и если мои казаки победить не могут, то эта обязанность становится моей. Не мешайте!
— Ставлю в ответ свое жалованье за четыре месяца. Ровно триста долларов! — громогласно объявил «малыш», расстегнул шинель, достал пачку долларов и с помощью шустрого солдатика с лычками капрала на рукаве отсчитал купюры.
А Ермаков обалдел — полторы сотни рублей золотом платят сержанту в месяц! Америка отлично содержит своих интервентов в Сибири. В пять раз лучше, чем адмирал Колчак своих ротмистров и капитанов.
Между тем вокруг с кипучей энергией развивался самый примитивный тотализатор — юркие американские солдатики, семитской внешности и с легкой картавостью в голосе, принимали ставки, причем на русском языке они говорили свободно.
Американцы с гоготом выкладывали купюры долларов на своего «малыша», впрочем, были и такие среди них, кто ставил на русского офицера. Краем уха Ермаков уловил, что ставки идут один к семи, и понял, что некоторые янки просто надеются на невероятный фарт задиристого казака, который может принести им большой барыш.
А вот русские со своими кровными не лезли, лишь чубатые казаки вяло бросали «романовские», да изредка катились серебряные рубли. Но раза два или три были брошены и золотые пятирублевые монеты, «полуимпериалы».
Вот только лица у станичников были совсем унылые — из чувства казачьей солидарности они прощались со своими деньгами, совершенно не надеясь на победу ротмистра. Подъесаул Гордеев, с мрачным отрешенным лицом, поступил, как Ермаков — достал из кармана тощий, как козье вымя, кошелек и, не думая, высыпал все его содержимое в шапку устроителя.
Костя расстегнул портупею, снял шашку с револьвером, бросил шинель и папаху в руки Акима. С помощью Гордеева стянул шейный крест ордена, затем френч и остался в теплой нательной рубахе.
Машинально провел подошвой по утоптанному снегу — нога не скользила. И тут его словно толкнуло — взяв свое оружие, он подошел к американским офицерам, что с ехидными улыбками взирали на его приготовления.
— Мы офицеры, господа. Вы знаете, что это за оружие? — И он протянул шашку Смиту.
Американец взял ее в руки, чуть выдвинул клинок, и его глаза загорелись огоньком наживы, видимо, представил заокеанский джентльмен, как будет хвастать на родине русским раритетом.
— Золотое Георгиевское оружие?! Хорошо, сэр, — Смит расстегнул ремни с кобурой, расстегнул клапан. — Здесь «кольт» 45-го калибра. Добавлю еще один «кольт» и ящик патронов к ним.
Ермаков чуть улыбнулся и перевел взгляд на лейтенанта. Тот сразу сообразил, что при ставках один к семи нужно добавить, причем только оружие, раз русский делает такой выбор. И потому Радклиф живо снял ремень с кобурой, стянул через голову ремешок с биноклем, который был в кожаном футляре. И сказал, улыбнувшись:
— Ставлю еще сотню патронов к моему «браунингу» и швейцарский нож.
Будто ток пробежал по собравшимся на перроне русским — все сразу поняли, что золотое оружие ставят лишь тогда, когда или полностью уверены в победе, или идут на смертный бой.
Шустрые солдатики снова забегали, но на этот раз деньги не собирали, а что-то записывали на бумажки. К удивлению Ермакова, многие американцы тоже что-то записывали на бумажки или доставали мятые долларовые купюры. Но Ермаков уже не смотрел на них, он перекрестился и стал готовить тело к бою, прогоняя дыхание…
«Малыш Билли» стоял несокрушимой уверенной глыбой и нагло заулыбался, когда Ермаков пружинистым шагом подошел к нему. Вот только улыбался он недолго, Костя качнул маятник в стороны и поймал на этот финт американца, нанеся «двойку» — левой рукой в подносье, а правой точно в глаз.
Бокс так бокс, жаль только, что ногами драться нельзя, иначе бы сержант получил сапогом по своим тестикулам, или яйцам, как немудрено называют эту часть тела русские.
Но и этих двух ударов хватило для завязки — Костя еле успел отпрянуть от огромного кулака, который скоростным болидом промчался возле его головы. Отпрянуть-то отпрянул, но второй кулак «Малыша» скользнул по переносице, и Костя вкусил своей юшки, что капнула алыми каплями. Но и американцу досталось — юркий русский зашел уже сбоку и снова провел «двойку», в ухо и висок.
Недооценил глыбообразный сержант русского офицера, не настроился на серьезный бой, рассчитывал показать шоу. И на какую-то секунду потерял ориентацию.
А Ермакову хватило этой секундочки — уклонился от чудовищного кулака, присел под ним и оттолкнулся правой ногой, одновременно выбросив вверх кулак, направленный в низ квадратного подбородка.