Попаданец на гражданской. Гексалогия (СИ)

Краском отогнал от глаз жуткое видение Мойзеса, даже потряс головой, стараясь избавиться от морока. Помогло! И стал прислушиваться к знакомым раскатам артиллерии — сегодня на рассвете весь Западный фронт Тухачевского перешел в наступление, проламывая польские позиции и перемалывая наглых интервентов в труху.

Силу красные собрали неимоверную, причем далеко не всю — из Сибири и кавказских предгорий эшелон за эшелоном шли перебрасываемые оттуда дивизии.

Белые оказались настоящими русскими патриотами и сами предложили мир, пока идет война с иноземными захватчиками. И не только мир — как знал Константин по своей прежней службе, Сибирь начала передавать вооружение и снаряжение…

Тысячи царских офицеров, что не желали участвовать в русской междоусобице, сейчас записывались добровольцами в Красную армию. А среди них и генералов много, один Брусилов чего стоит. После его знаменитого в 1916 году прорыва у Луцка и разгрома австро-венгерской армии сей генерал стал известен всей стране.

Теперь Рокоссовский не сомневался, что они погонят поляков на запад и напоят коней в Висле, развернув над своими победоносными полками красное знамя мировой революции. Приказ командзапа Тухачевского, зачитанный войскам фронта, об этом говорил предельно четко и откровенно — «Даешь Варшаву!»

И пусть в дивизионе всего две сотни сабель и он толком не укомплектован, зато есть шесть пулеметов Максима, установленных на легких пароконных повозках, и приданный отряд бронеавтомобилей — три «Остина», вооруженных каждый двумя пулеметами.

Грозная сила! Тем паче в составе целого конного корпуса товарища Думенко. А ведь поговаривают, что еще идут эшелонами три кавалерийских дивизии и будет развернута 2-я Конная армия, как на юге, которой командует товарищ Буденный.

Сейчас все зависит от пехоты — впереди кавалерии прорыв вели две стрелковых дивизии. И как только они сомнут позиции поляков и разорвут их фронт, то в брешь устремится красная конница. И все, без остановки — на Вильно, на Варшаву, к победе!

Тамань

— Устал я от этих встреч, Александр Васильевич, — тихо произнес Арчегов, медленно идя рядом с адмиралом по пыльной станичной улице.

Белые стенки домов, крытые камышом крыши мазанок ласкали глаза позабытой картиной. Мычание скотины и птичий гам с лихвою перекрывался мощным гулом празднующего народа, то тут, то там разносились задорные песни — казачья станица уже жила своей жизнью, но не забыла проводить высокопоставленных гостей.

Они уже миновали памятник лихому казачьему атаману в старинной свитке с кривой саблей и вислыми запорожскими усами, впереди простирался пролив, на синей глади которого застыл четырехтрубный корабль.

— Эсминец уже ждет, ваше высокопревосходительство. Как взойдете на палубу, поднимут императорский вымпел. На нем пойдем прямо до Севастополя, где вас встретит эскадра.

— Меня? — Арчегов искренне удивился и тихо спросил: — И при чем здесь императорский вымпел?

— Согласно Морскому регламенту, Константин Иванович. Да вы сами закон хоть смотрели?

— О чем это вы, Александр Васильевич?

— О вашем положении генерал-адъютанта и о преимуществах, из оного проистекающих. А также о том, в каких случаях, — Колчак говорил тихо, дабы их не подслушала выросшая до неимоверных размеров свита, — к вам положено относиться, как к самому монарху.

— О господи! — молчаливо взвыл Константин.

— Тогда следующий раз отдавайте распоряжение заранее, — улыбнулся в ответ адмирал с хитринкой, — я поступил согласно…

— Александр Васильевич! И вы туда же!

Арчегов скосил глазом — со всех сторон их обступили алые черкески кубанцев, с серебряным шитьем бывшего императорского конвоя. Эта самая привилегированная часть гвардии была заново воссоздана, и ее смотр он проводил сразу по прибытии в Екатеринодар.

За спиной следовали войсковой атаман генерал-лейтенант Науменко с колоритными представителями Кубанской рады, отдельский и станичный атаманы, господа старики. Все в черкесках, между которыми затесались генеральские и офицерские френчи из штаба Деникина, а также несколько черных мундиров морских офицеров, сопровождавших Колчака. Пару раз промелькнули и ставшие родными сердцу желтые лампасы прибывших вместе с Арчеговым из Иркутска казаков.

«А Гришку-то я забыл?» — узрев лампасы, вспомнил Арчегов и остановился. — Надо распорядиться, чтобы за ним немедленно послали, хрен с этим автомобилем, без него починят!

Сопровождавшая военного министра масса народа также остановилась — люди бросали недоуменные взгляды, не в силах понять причину столь внезапной остановки. Арчегов же смотрел не отрываясь на стоящий перед обрывом с краю домик, около которого росло уродливое дерево.