— С чего начал, на то и вернулся!
Генерал-майор Яков Александрович Слащев задумчиво хмурил брови, искоса поглядывая на генерал-лейтенанта Витковского. Тот в своей черной форме Марковской дивизии задумчиво похаживал чуть в стороне, о чем-то напряженно размышляя.
Слащев мысленно усмехнулся — мысли командующего 2-м ударным корпусом Русской армии ему были видны и как никогда понятны. Принять корпус погибшего Казановича, сраженного первым же снарядом еще позавчера, влить туда свою единственную дивизию и бросить вперед кулак из трех ударных дивизий, полностью оголив всю границу по Днестру.
Сам Яков Александрович поступил точно так же и не иначе — растягивать три «цветных» дивизии тонким кордоном по левому берегу, с надеждой прикрыть всю границу — или безумие, или непроходимая тупость. Против девяти румынских дивизий не устоять, хотя те вояки из себя худые. Но трехкратный перевес при обилии артиллерии и снарядов при позиционной войне для русских мог оказаться фатальным. Такое уже проходили годами ранее, и ввязываться в окопное сидение никто не желал.
Потому генерал Витковский и ударил первым, захватил стратегически важный мост у Тирасполя и рванул на Бендеры. Стремительность действий позволила русским войскам добиться ошеломительного успеха, с ходу разгромить одну и основательно потрепать другую румынскую дивизии и освободить Бендеры.
Удивил всех Владимир Константинович, сильно поразил. Сам Слащев, неравнодушный к чужой славе, посчитал, что такое решительное и умелое руководство войсками достойно награждения орденом святого Георгия 3-й степени, никак не меньше.
Однако в военном министерстве и генштабе интриги так и остались главным средством разрешения всех проблем. Вчера ночью Якова Александровича вызвал генерал Кутепов и самым безапелляционным тоном, с привычным для него потаенным хамством, предложил сдать округ генералу Драгомирову и принять под командование 1-й ударный корпус вместо погибшего генерала Казановича.
Слащев округ сдал с превеликим удовольствием. К административной деятельности сам испытывал стойкое отвращение, и принял Одессу только по просьбе генерала Арчегова, да и то временно, на один или два месяца. После чего генерал-адъютант заверил его, что он получит под командование любой из армейских корпусов вместе с производством в следующий чин. Благо задачу ему поставили простую — самыми решительными и жестокими мерами освободить территорию округа от распоясавшихся шаек.
Саму Одессу нужно было быстро и основательно очистить от обнаглевшего криминалитета. Последний всегда чувствовал себя в ней не второй, а даже первой властью, и плевать хотел на того, кто приходил со штыком в город — белые или красные, петлюровцы или Григорьев со своими бандами, немцы, румыны, греки, французы и прочие.
— Мавр сделал свое дело, и мавр может уйти! — Слащев криво улыбнулся. Он прекрасно понимал, что его использовали для «грязного дела» — другие не хотели замарать своих ручонок.
Но чтобы вот так нагло, через колено ломая гордость, наплевав на заслуги, поступить с ним?!
Вчера рано утром военный министр Кутепов предложил принять ему 1-й ударный корпус из Корниловской, Дроздовской и 1-й «Дикой» дивизий. Вроде крайне почетное назначение, но от такого «троянского коня» Слащев отказался наотрез.
«Цветные» его сильно недолюбливали, не за глаза, уже открыто называя «генералом Яшкой», да и он относился к ним соответственно. Нет, сражаются великолепно, тут претензий к ним нет, но грабят, своевольничают, возомнили себя элитой русской армии.
Да и сами между собой не ладят, марковцы и дроздовцы друг друга на дух не переваривают. Первые ходят расхлябанные, манеры нарочито простонародные, республиканцами себя считают, что вызывает крайнее неодобрение у вторых — монархистов, крайне дисциплинированных. В честь покойного шефа дроздовцы любили носить очки и столь же яростно ненавидели тех, кто не разделял их взгляды.
У корниловцев и алексеевцев та же история — как и их шефы, что оспаривали между собою первенство в белом движении, так и они живут друг с другом хуже, чем кошка с собакою.