Попаданец на гражданской. Гексалогия (СИ)

Бурят, открыв было рот для ответа, так и не произнес ни слова, уставившись вдаль немигающим взглядом, а Константин горячечно продолжал:

— Нет, я никогда не надеялся на судьбу! Я никогда не подстраивался и не прогибался! Раз мне был дан один шанс, будет и другой! Есть туда вход, и я его найду, даже и во второй раз!

Цыренджап пожевал губами и сморщился:

— Ты, однахо, горяч, как мой старый мерин, которого паук под хвост укусил! Много говоришь! Громко говоришь! Глупо говоришь! — Бурят устало покачал головой. — Зачем зря говорить ненужные слова и делать ненужные дела? Сколько ни ругай старую шубу, она теплее не станет!

— Тогда зачем? — Константин взмолился. — Зачем все это произошло? Какого черта? Зачем все это нужно было? Какого черта, я спрашиваю!!!

— Зачем шорта вспомнил? — Цырен безразлично пожал плечами. — Тебе мало эрлика, так еще и своего шорта зовешь? Однахо глупый ты, совсем глупый! В эрлика не верил, так он над тобой подшутил, шибко зло подшутил! Теперь своего шорта ругаешь! Хочешь, чтобы и он тебя проучил?

— Тебе-то чего до моего черта? Ты же не христианин!

Рука, повинуясь охватившему странному чувству, сама поднялась совершить крестное знамение, от которого стало хоть чуточку, но легче на душе.

Бурят же, поцокав языком, подбросил пару поленьев в совсем угасший костер, и пламя, получив новую порцию топлива, весело затрещало, карабкаясь по смолистой сосновой коре.

— Вон, видишь, горит костер? — Он протянул озябшие руки к теплу. — Много бросишь дров — будет шибко жарко, но и сгорит все быстро. Мало бросишь — замерзнешь, а дрова останутся!

— Ты к чему это?

— Живи так, чтобы и не обжечься, и не замерзнуть! Путей в гору много, но вершина — одна! Ты, — Цыренджап ткнул пальцем с желтым потрескавшимся ногтем в Константина, — свою первую жизнь быстро прожил! А теперь и эту быстро прожить хочешь?

— Я жил как мог…

— И чего нажил? — Бурят растянул сухие губы в подобие улыбки. — Хаамган твоя к другому ушла! Ни денег, ни дома, ни власти не нажил!

— И сейчас наживать не буду! — отрезал Константин. — Пока есть силы, буду как та лягушка барахтаться в молоке!

— И-е! Лягушка! — Цыренджап всплеснул руками. — Тьфу! Придумай-ка получше! Та лягушка еще глупее тебя!

— Почему?

— Потому, что она из последних сил взбила масло, а ее выкинули потом, даром что не прихлопнули! — Он постучал трубкой, выбивая остатки табака и пепел. — Так и тебя, понял ты еще или нет, выкинули, когда ты взбил там масло!

— Н-нет… — неуверенно протянул Константин. — Меня не могли выбросить! Нет!

— А как же ты тогда тут снова оказался?

Вопрос, что называется, в лоб пригвоздил Константина к месту. А ведь бурят прав! Его отверг тот мир, и ему нечего уже делать в этом! А тогда… Он решился:

— Цырен, уходи! Совсем уходи! Я остаюсь…

* * *

Цыренджап сидел напротив него и потихоньку постукивал в бубен. Периодически он откладывал бубен и брал странную трещотку, которая, крутясь, издавала противные визгливые звуки.

— Хура, хура, хура!

Почти догоревшая сухая ветка, скорее всего, судя по запаху, можжевельника, погасла, и тонкая струйка белого дыма взвилась в небо, потревоженная очередным движением бубна.

Внешне облачение бурята не изменилось: тот же здоровенный железнодорожный бушлат и шапка, добавилось только круглое зеркальце, висящее на шее и неуловимо-посерьезневшее бесстрастное выражение лица.

Полуприкрытые глаза почти погрузившегося в транс бурята изредка широко распахивались, однако осмысленным его взгляд можно было уже назвать с трудом.

Непонятно было, то ли отблески костра мерцают в его зрачках, то ли они сами горят огнем одержимости.

Он зажмурился от блеснувшего зайчиком в багровых отблесках зеркала, страшась там хоть мельком увидеть свое прошлое лицо, то, которое он порядком уже успел подзабыть, словно дурной сон.

Бурят монотонно стучал в бубен, покачиваясь из стороны в сторону, а Константин предусмотрительно помалкивал, стараясь как можно сильнее проникнуться происходящим.