Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ)

Только за вагонными стенками стояла совсем иная жизнь, в которой детским мечтаниям не оставалось места. Черемховская станция была буквально забита воинскими эшелонами, состоящими из теплушек и платформ. Рядом грозно высились корпуса бронепоездов, угрожающе топорщивших орудийные стволы в цилиндрических башнях, с накрашенными поверх бело-зелеными нашлепками новоявленного Сибирского государства.

— Ваше превосходительство! С телеграфа доложили — от Иркутска отправился правительственный поезд. Сюда едут министры Михайлов и Яковлев, с ними и контр-адмирал Смирнов. На станцию Зима прибыли «Блестящий» и «Быстрый». Далее дорога плотно забита составами. Чехи только начали растаскивать эшелоны с нашего пути. Майор Белых докладывает, что наша ветка сейчас полностью свободна для прохода.

Молодцеватый подпоручик с забинтованной рукой на черной косынке и аксельбантом адъютанта на правом плече замер, восторженно глядя на молодого, чуть старшего в годах, крепкого и уверенного в себе полковника Арчегова, командующего Сибирской армией.

Потому и обращение было как к генералу, а интонацией офицер выделял — генералов и полковников у нас много, но командующий один. Да с такой заслуженной славой, что армия его на руках носить готова!

— Хорошо, поручик. Скажите полковнику Степанову — пусть поторопит в Головинской и Заларях приемку грузов от чехов. И немедленно отправляет второй батальон стражи для охраны этого перегона. И прошу не беспокоить нас с адмиралом в течение часа! Выполняйте!

Полковник медленно достал из кармана куртки портсигар, вынул папиросу. Чиркнул американской зажигалкой, закурил, глубоко затянулся. Выдохнул густой клубок дыма, неторопливо затянулся еще несколько раз и через минуту искоса глянул по сторонам.

Коридор был уже пуст на всю длину, двери в тамбура плотно закрыты. Исчез и адъютант Колчака лейтенант Трубчанинов, и начальник личной охраны адмирала Удинцев, до того маячившие у дверей первого купе. Полковник усмехнулся — десантники выполнили приказ взять все под охрану буквально, он их хорошо вымуштровал за эти горячие дни.

— Двух недель не прошло, как я здесь. Но как давно это было! И все поменялось, — тихо пробормотал под нос полковник Арчегов и еще раз усмехнулся в густые усы.

— Как интересно жить. Все страннее и страннее, сказала бы Алиса…

Тринадцать дней назад, но на три четверти века вперед, он, Константин Иванович Ермаков, отставной подполковник ВДВ, инвалид с напрочь подорванным здоровьем, трижды раненный, обгоревший и контуженый, еле таскал ноги по убогой квартирке, собираясь в дорогу.

Родное государство, олицетворением которого стал для него генерал с похабной кличкой «Пашка-Мерседес», выжало его как лимон и после полученных в чеченской войне ранений брезгливо выбросило на нищенскую пенсию молча подыхать.

А в родном Иркутске его уже ждали стервятники, раскинув в стороны длинные крылья, — бывшая жена и пьяница шурин, ее младший брательник, что слюной изошлись, ожидая, когда он, наконец, даст «дуба» и очистит для них квартиру. Шурин, с надеждой организовать ему скорейший кирдык, устроил поездку на Кругобайкалку, где в одном из урочищ над Ермаковым покамланил старый шаман, по совместительству ремонтник.

— Спасибо тебе, Цыремпил, — сразу вспомнил добрым словом полковник бурята. Здоровье тот ему не вернул, но по невероятному мистическому стечению он, Константин Ермаков, вернее, его разум, память и душа, вещи насквозь не материальные, оказались в теле полного тезки, только с фамилией Арчегов. Терского казака, командира дивизиона бронепоездов атамана Семенова, родившегося на семьдесят лет раньше его самого. К тому же новое крепкое тело кадрового офицера кавалериста было на десять лет моложе и без выматывающих душу и нервы болячек.

— Сбылась мечта идиота, от одной войны на другую, — тихо пробормотал под нос офицер и снова поглядел по сторонам. Посмотрел по привычке — сейчас ему следует быть настороже и не пропустить главного. А воспоминаниям предаваться не стоит, хотя память услужливо пролила бальзам на душу — приятно вспомнить, как были раздолбаны в пух и перья спесивые и вороватые потомки гуситов…

Тихий щелчок спускаемого курка нагана донесся через закрытую дверь подобно удару колокольного била. Полковник улыбнулся — адмирал не стал затягивать свое земное существование, расписался в собственном бессилии, поставив жирную точку.

Теперь медлить было нельзя — не дай Бог, у Колчака в кармане завалялся настоящий патрон, а не тот, вываренный в воде, что ловким фокусом подсунул ему Ермаков. А потому Константин Иванович живо повернулся и рывком открыл купейную дверь в сторону.

— Полковник, у вас не найдется другого патрона? Этот дал осечку. — Голос адмирала даже не дрожал, хотя лицо было бледным.

Наган мирно лежал на белой салфетке, что накрывала маленький вагонный столик. Рядом был раскрыт портсигар, в пепельнице аккуратно затушена папироса. И запечатанный конверт с четко прописанной на нем надписью — «Передать моей семье».