Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ)

— Я поспал ночью немного. Ты знаешь, любовь моя, — устало произнес Деникин, — мне нужно еще поработать. Я себя хорошо чувствую. А вот вечером лягу пораньше.

— Ты что-то знаешь о назначении?

— Нет, генерал Арчегов в письме обещал прибыть на днях. Вот и побеседуем с молодым человеком тет-а-тет. Но сейчас мне ясно одно — скоро начнется война.

— Война?! Боже мой, опять будем убивать друг друга, — простонала Ксения. Она, как и все женщины на земле, за исключением ущербных на голову, войну недолюбливала, ибо какой жене и матери понравится отправлять на смерть мужей и сыновей.

— Не с большевиками, успокойся — они заняты мировой революцией, им сейчас не до нас, в Берлине парад проводят!

Губы Деникина сжались в злую гримасу. Только недавно он понял, что все перемены, прошедшие с марта, оказались наилучшим выходом из положения. И хотя сердце многого не принимало потому, что перемирие с большевиками он рассматривал как сделку с бесами, но разум постоянно говорил, что, перед тем как начать войну снова, нужна передышка.

«А ведь мы Россию заново собирать начали, потихоньку. И даже больше», — быстро пронеслась в голове мысль, и тут Антон Иванович, углубившийся в размышления, почувствовал, что ладонь жены теребит его за плечо, требовательно и настойчиво.

— Антон, ты задумался. С кем война-то будет?

— Я думаю с Румынией, — тихо произнес Деникин, и Ксения понятливо кивнула — секреты своего мужа она тщательно хранила, но и генерал редко разговаривал о служебных делах дома.

— И очень скоро…

Новороссийск

— Я капитан Ермаков, — Фомин сделал шаг вперед, — позвольте осведомиться, чему обязан, господин капитан второго ранга?

— Мне приказано немедленно доставить вас в Одессу…

— Кем приказано?

Слова непроизвольно вырвались у оторопевшего от такого удивительного заявления танкиста.

— Адмиралом Колчаком, — резанул моряк с высокомерной снисходительностью во взоре, протянув плотный картонный пакет. — И вручить вам лично в руки радиограмму, господин капитан.

— От кого?! — изумился Фомин, и от растерянности совсем глупо спросил: — От адмирала? А там что…

— От его величества, — выделяя каждое слово, произнес моряк, смотря на Фомина как на умалишенного. — Адмиралы танками не командуют. А шифровальщики обязаны всегда запечатывать повеления его императорского величества! Мне приказано лишь вручить вам в руки лично. Прошу расписаться, господин капитан!

Семен Федотович надорвал запечатанный конверт, машинально расписался на нем и вытащил тонкий листок. Руки затряслись, когда он его развернул. Твердым почерком шифровальщика были тщательно выведены буквы — «Генерал Арчегов тяжело ранен в голову. МИХАИЛ».

Далее шло привычное «с подлинным верно», но вот подпись под ним несказанно удивила — «адмирал Колчак». Он прочитал послание еще раз и прикусил губу.

«Случайно он меня нашел или… Нет, если бы знал, что моя смерть от ожогов мистификация, то разыскал раньше. Похоже, с Константином Ивановичем совсем скверно, раз врачи помочь не могут. Только я, вот почему так коротко написано. Тогда нельзя терять ни минуты».

Фомин поднял глаза и увидел, как возле него образовалась почтительная пустота. Танкисты смотрели с почтительностью, хотя глаза прямо пылали жгучим интересом. И тут он понял, что если ему предстоит вернуться в отряд, то эти парни уже никогда не будут обращаться к нему с прежней искренностью. Между ними будто пропасть образовалась. Наверное, так бывает, когда веселящиеся офицеры внезапно узнают, что один из них имеет к званию лейтенанта приставку «генерал».

— Мне необходимо доложить командиру, предупредить жену, чтоб собрала вещи и немедленно отправлялась на корабль… И помыться, я весь грязный. — Фомин обернулся, увидел подошедшего сзади подполковника Мироновича и машинально протянул тому бумагу. Но тот быстро сделал шаг назад, отводя руку с приказом.

— Повеление его величества предназначено только для вас, Семен Федотович. Князь, я прошу вас…

— Я сейчас же предупрежу Марию Александровну, помогу собраться и доставлю!

Если такое поручение Миронов дал бы кому-нибудь из других офицеров, то Микеладзе, рыцарственно влюбленный в жену Фомина, смертельно обиделся на него. С самым радостным видом молодой грузин стремглав метнулся к автомобилю, через минуту только пыль клубилась за ним следом, увозя счастливого поручика.

— Господин капитан, на «Беспокойном» имеется корабельная баня, — Остолопов снисходительно, но уже без флотского высокомерия обратился к Фомину, — к вашим услугам. Я буду ожидать вас на катере.

— Искренне признателен вам, господин капитан второго ранга. — Семен Федотович подумал, что если бы он захотел взять с собою жирафа, сославшись на высочайшее повеление, то моряк, не моргнув глазом, тут же приказал упаковать животное.

Фомин посмотрел на давший малый ход эсминец, на выдубленное солеными ветрами лицо Гутана, затем глянул на высившиеся над Новороссийском горы. Именно с них, как ему успели рассказать местные рыбаки, срывалась «борея» — сильный северный ветер, устраивавший в бухте ужасную «толчею».