Не знаю, чем его дочери на балу крутили, но кое-кого подцепить сумели. Обедневших дворян, наверное, больше некого. Пользы, как мне думается, от этого мало, но мечты о внуках-дворянах уж больно сладки.
— Ну, раз вам, Нектарий Николаевич, это по душе, то и хорошо. Давайте о деле поговорим.
Купец сразу подобрался.
— Мне потребно, чтобы вы составили бумагу, какой лес у нас иностранцы покупают, какими объёмами и по каким ценам. Везут ли они к себе необработанные брёвна или уже брус и доски. Какими путями везут, через Ладогу или Волгу. Весь расклад, короче. Ферштейн?
Брови ожидаемо поползли вверх.
— Это дело не одного дня, Ваше Высочие.
— Я и не тороплю. Хоть месяц информацию собирайте. Даже если не по всем вопросам, а только частично, то и это будет не плохо.
— Позвольте спросить, а с какой целью интересуетесь, принц?
— Имеется у меня задумок много. Вот и смотрю, что в первую очередь делать, а что погодя. Я один, и на всё меня не хватит.
— Так надо знающих и добрых людей в долю брать, — начал советовать купец. — Одному никак в нашем деле.
— Надо, — киваю. — Вот только мне не нужно слишком много помощников, главное, чтобы верные были, ну и умелые.
Собеседник приосанился.
— Так что если вы, Нектарий Николаевич, покажете себя с лучшей стороны, то можно будет и вас к серьёзным делам допускать, — продолжил я.
— Всё будет сделано в лучшем виде.
— Ну и замечательно. Я всё помню, так что лучшие из лучших смогут стать моими доверенными лицами, и мы таких дел наворотим...
Вот теперь купец полностью осознал причину разговора.
— И да, Нектарий Николаевич, — уже в дверях вспомнил я. — Вы же с людьми всякими дела ведёте, ну там с дворянами, купцами, мастеровыми разными... Не забывайте ненавязчиво обо мне в положительном ключе отзываться. Только меру знайте... Народ неискренность за версту чует.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Высочие! Всё будет сделано, как для себя...
Зачем мне это? Я про народное мнение? А что в этом плохого, когда о тебе, ещё на трон не вошедшем, начинают хорошо говорить? Про дядьёв моих, Тита и Дмитрия, народ даже плохо не говорит... В том смысле, что будто их и нет вообще. Я же не прошу меня любить. Достаточно, чтобы просто уважали, почитали, ну и побаивались в меру. Как отца родного. А любовь... Нет, преходяще это... Слишком эмоциональная штука эта любовь, — от неё до ненависти один шаг.
Вон, Мария-Антуанетта всю свою жизнь старалась, как говорят, завоевать любовь французской нации. Да и супруг её, Людовик Какой-то-там-по-номеру, тоже хотел народу помочь выбраться из нищеты. И что в итоге? Головы с плеч, и вся любофф. Надо быть жёстким, но справедливым. Кто-то сказал, что признак взросления — это когда в «Трёх мушкетерах» начинаешь болеть за государственника Ришельё, которому мотали нервы четыре алкоголика, три проститутки и чудо в короне.
***
Опять появилась нужда поговорить с императрицей, и причина для этого, конечно же, серьёзная.
— Ваше Императорское Величие, мне потребно отлучиться из столицы.
— Что значит отлучиться? — настороженный взгляд женщины ясно указывал, что я выбрал неудачное время и неудачную формулировку.
— Хочу съездить в Тулу или в Устюжну.
— Простите мой арелатский... А на кой?! — лицо Елены Седьмой не предвещало ничего хорошего.
— Пуркуа бы и не па?
— Нарываетесь, сын...
— Простите, матушка! Мне очень нужны кузнецы. Но те, кого я хотел выписать из Франкии, отказались приезжать в далёкую варварскую страну.
— Так наймите местных. В Муроме, я как-то слышала, их много.
— Их я всегда нанять могу, но мне думается, что лучше брать лучших, чем годами из посредственных делать хороших.
— Допустим. Только мы не понимаем, зачем вам лично ехать в такую даль? Если в Тулу дороги ещё более или менее нормальные зимой, то в эту... Устюжну не на всяких санях добраться можно.
— Я не собираюсь на санях, — вырвалось у меня, о чём я сразу пожалел.
— Верхом на лошадке покататься захотелось? — с металлом в голосе спросила императрица. — После приключений в пограничье возомнили себя ловким... э-э... — женщина пощёлкала пальцами, — джигитом?
— Сие зело важно, матушка, — я провёл ладонью по шее, — вот так важно!
Императрица побледнела, а я ещё раз обругал себя идиотом.
— Вот именно это лихие люди с глупыми путниками делают, — тихо промолвила она.
— Я лейб-гвардию с собой возьму, — прибегнул я к последнему аргументу, хотя и понял, что с него и надо было начинать.
— Нет. Если так уж надо, то посылайте свою роту хоть в Чехию, а вы останетесь с нами.
— Мне что теперь, ближайшие два года за вашу юбку держаться?
— Да как вы смеете... — на глазах у женщины появились слёзы.
— Простите, маменька, — я совсем не был готов к такой реакции.
— Простите, маменька... — передразнила она. — Я тебя рожала, ночами не спала, а ты... ты... в Тулу собрался ехать. Самовар ещё с собой возьми. Не позволю!
Я оторопело наблюдал за сменой настроения императрицы и внезапно подумал: «Мужика бы тебе нормального, чтобы нервы лечить раз в неделю или даже два. Да хоть три, мне не жалко».