Попаданец против вселенской закулисы

— Этот воробей такого здоровяку как ты? По-моему, он уже достаточно наказан, можешь отпустить его.

— Так он ударил меня, сзади вылетев с лестницы, а туда шантрапе появляться категорически запрещено.

— Вот как! Ты его обыщи, может, стащил чего-нибудь.

Громила, очень грубо, оставляя синяки, ощупал мальчишку, заглянул в пустую сумку.

— Вроде бы не успел!

Вой в ответ:

— Ну что ж, его счастье, а то бы повесили, но попытка совершить кражу тоже серьезный грех, поэтому наложим на него епитимию.

— Так, чтобы не мог стоять на ногах.

Ребенка поволокли в зал наказания. Протащили по мрачным коридорам, наконец, он оказался перед резными дверьми, где были изображены черти. Оттуда слышались стоны.

— Вот бесенок, что тебя ждет! — Сказал аббат.

Трое палачей, шестеро подростков-монахов пороли девушек-послушниц, за мелкий проступок, причем, судя по многочисленным шрамам, покрывавшим их нежные тела, экзекуция проводилась не первый раз.

— Ладно, хватит пока с них, а то не смогут работать. — Аббат сделал жест, палачи опустили плетки, а монахи стали протирать рассеченные в кровь спины девушек спиртом. Те постанывали, но кричать боялись, опасаясь, что добавят еще.

— Теперь надо обработать вот этого! — Аббат ткнул пальцем в мальчишку.

— С сбережением, или до смерти? — Спросил палач.

— Как душа лежит!

— Хорошо, он взвоет! — Истязатель кивнул помощникам. — Начинаем!

С мальчика сорвали лохмотья, привязали к пыточной лавке, острые гвозди впились в тощий живот и грудь. Ребенок охнул.

— А он жилистый и сухой. — Отметил аббат. — Может отправить его в тюремный приют? Позвоню я полковнику.

Слуга церкви набрал номер, через несколько секунд подняли трубку.

— Слушаю вас!

— Говорит аббат Грум. Мы воришку поймали, вам пополнение контингента не нужно?

— Сколько ему?

— Около десяти, шустрый парнишка, на охранника кидался.

— Не давно у нас была облава и приют переполнен, на всех работы не хватает, так что его я могу взять только за соответствующее вознаграждение.

— Он не стоит этого.

— Тогда разбирайтесь сами, можете даже убить, эти беспризорники нас достали.

Аббат повернулся:

— Ну, чего вы стоите, бейте!

На спину мальчика, рассекая кожу, обрушился кнут. Леон вскрикнул, но прикусил губу, он не унизится до того, чтобы показать, как ему больно. Палач повторил удар, на сей раз, ребенок лишь заскрипел зубами. Толстый истязатель усмехнулся.

— Что, не хочешь кричать, но я ведь из тебя все равно выбью.

— А вот черта с два! — Леон показал кукиш.

— Так получай!

Удары обрушились на жилистую спину, одновременно от каждого сотрясения гвозди сильнее впивались в грудь и живот. Мальчику было ужасно больно, но он привык драться, да и били его не в первый раз, самое главное, он теперь был революционером, а значит, должен с улыбкой на устах выдерживать любые пытки.

Палач все больше лютовал, постепенно сдиралась кожа, мясо, оголялись кости. Он бил по спине, попе, ногам, потом палками по босым пяткам ребенка. Леон был переполнен болью, а сознание упрямо не хотело покидать его. Губа была искусана в кровь, сил терпеть не было, и он вспомнил совет Ленина:

— Когда станет совсем в невмоготу, пой.

Тогда мальчишка запел, в голосе чувствовались слезы, сочиняя на ходу:

Родился в муках под несчастною звездой,
Мечтал о счастье я хоть краткого мгновенья!
Но вместо этого зла море, боль с бедой,
А облегченье лишь во мраке сновиденья!
В чем боже виноват перед тобой,
Я жил в потемках, матери не зная!
Оставил рок несчастной сиротой,
Как блудный пес, от голода страдая!
В пространстве звездном знаю, не найдешь,
Любви, родных приветливого крова!
Раздавлен нищетой я словно вошь,
Желаю мира светлого другого!
Душа скорбит и вместе с тем горит,
И разум воспылал, не будь овцой покорной!
Богач с мамоном будет крепко бит,
Покончим с властью мерзостной, коронной!

Я верю, драгоценный мой кирпич
Сумеешь разорвать ты цепь фашизма!
Народ услышит пролетарский клич
Придет эпоха счастья — коммунизма!

Последние слова мальчик прокричал с особым пафосом. Он не знал, что такое фашизм или коммунизм, слышал эти слова от Кашалотова, но чувствовал — фашизм тотальное зло, коммунизм абсолютное добро, противопоставляя, их друг другу без всяких компромиссов.

— Похоже, что мальчик сошел с ума. Произносит слова непонятные. — Сказал аббат.

Палач, взял раскаленный ломик, несколькими ударами разбил вдребезги и без того синие ступни ребенка, просипел: