«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Солоухин недоверчиво глянул в мою сторону, но после повторного предложения Туртугешева несмело взял папиросу и закурил, сразу согнувшись в приступе кашля. Сергей тут же налил из графина, стоящего на столе, воды в кружку и подал давящемуся в кашле человеку:

— Возьмите. Попейте. Это поможет. Я понимаю, что давно не курили. И не нужно так нервничать. Если вы честный советский человек, вам абсолютно нечего бояться! Вам же уже сообщали об изменении политики партии и правительства по отношению к лицам, попавшим в плен? Сообщали… И это все правда. Так что поводов для страха при встрече со мной у вас быть не должно. — Туртугешев улыбнулся пришедшему в себя человеку, с удивлением его слушавшему.

— Мы следователи спецкомиссии Туртугешев и Стасов. Наша спецкомиссия создана для расследования преступлений, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в отношении граждан Союза ССР, а также бойцов и командиров Красной армии, оказавшихся в плену. Сведения о таких преступлениях нас и интересуют в первую очередь. К моему глубокому сожалению, вы еще не прошли полной проверки нашими сотрудниками, поэтому обращаться к нам вы должны не товарищ, а гражданин следователь. Вам все понятно? Очень хорошо. Вижу, что вы успокоились и можете отвечать на вопросы. — Сергей повернулся ко мне: — Товарищ Стасов, если у вас в процессе беседы возникнут вопросы — дайте знать. Хорошо?

Я утвердительно кивнул и со всевозрастающим удивлением продолжал наблюдать за Туртугешевым. За пару минут успокоил человека. Разговаривает мягко, уважительно, без малейшего унижения допрашиваемого. Скорее, всей манерой разговора он возвращает Солоухина в нормальную жизнь, вытаскивает его из ямы отчаянья и страха. А Сергей продолжал:

— Итак. Назовите свое имя, фамилию и отчество.

— Солоухин Аркадий Митрофанович.

— Год, дата и место рождения?

— 1918-й, 13 сентября, Смоленск.

— Звание, должность, номер части, в которой проходили службу до попадания в плен.

— Младший лейтенант, штурман, 459-й ночной скоростной бомбардировочный авиационный полк в составе 218-й ночной бомбардировочной дивизии.

— Расскажите обстоятельства вашего попадания в плен. Прошу вас не нервничать. Закуривайте и рассказывайте.

Солоухин дрожащими руками взял папиросу, прикурил и, сделав пару глубоких затяжек, начал рассказывать:

— В соответствии с полученным приказом мы производили ночную бомбардировку немецких войск на левом берегу Днепра в районе Днепропетровска. Основной целью был склад топлива. При постановке на боевой курс были обнаружены и подверглись сильному зенитному противодействию. Бомбы мы сбросили, но наш самолет был подбит. Я видел, что горел еще кто-то, но кто именно — не знаю. Уходя от зенитного огня, мы были вынуждены углубиться на территорию, занятую немцами. В результате полученных повреждений самолет загорелся, и нам пришлось прыгать. На земле я смог найти только своего командира, лейтенанта Часовских, хотя парашютов видел три. Мы пытались найти нашего стрелка Амбросимова, но не смогли. А на следующий день нас захватили полицаи. — Лицо Солоухина перекосилось, а голос задрожал от ненависти. — Вы бы видели, гражданин следователь, что они творили! Что делали эти гады!

— Попейте воды, успокойтесь, — Туртугешев подал Солоухину кружку. — С момента встречи с полицаями поподробнее.

— Хорошо, гражданин следователь.

Солоухин поставил опустевшую кружку на стол и начал медленно, с тоской, рассказывать дальше:

— Не найдя Амбросимова, мы решили идти к фронту. На лесной дороге увидели телегу с двумя мужиками. Решили у них уточнить, где именно мы находимся. А мужики оказались, — он скрипнул зубами, — шавками немецкими. Не успели мы начать с ними разговор, как увидели стволы автоматов, направленные на нас, даже дернуться не успели. А потом… После того как нас разоружили и связали, стали бить. Привезли на какой-то хутор. Там было еще три полицая. Все по именам друг друга называли, только одного то ли по кличке, то ли по фамилии — Болта. Болта Виктор. Такой рыхловатого телосложения высокий мужик лет сорока. Голос у него такой… женственный. Мягкость какая-то немужская и улыбочка поганая на лице постоянно. Реденькие усики аж топорщатся, когда лыбиться начинал. А как он стелился перед немцами! Это видеть нужно было! Просто так не опишешь. На следующий день они приехали, трое. Двое солдат, а один эсэсовец, шарфюрер Клозе. Форма черная, сам лощеный такой, на окружающих как на больных смотрит. С этаким брезгливым любопытством. Этот Клозе, узнав, что командир еврей, приказал его расстрелять, а Болта… Тот развлечься захотел… Сожгли они его… Только не в костре, а на вертеле здоровом, из трубы сделанном. Привязали и крутили над костром, пока не зажарили… Я толком не помню, что происходило… В себя пришел, когда мы уже сюда подъезжали в машине с еще несколькими нашими… А полицаи эти в лагерь частенько приезжали. Уже в форме немецкой, причем петлицы эсэсовские были. Они раз в неделю несколько человек куда-то забирали, но что с ними, я не знаю. Назад не возвращали, никого. А в лагере…