«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Как оказалось, я зря радовался этой поездке. У Иванова меня ждала встреча с 'мозговедами'. 'Бах', как оказалось, очень хотел узнать какие-то специфические вещи, касающиеся его специализации. Уж не знаю, что он надеялся из меня вытянуть, но когда я уезжал, 'Бах' был довольными до нельзя!

Интерлюдия, 17.05.1942 г, Кремль, кабинет И.В.Сталина.

— Что, Лаврэнтий, обосрался?! Со всеми, своими людьми в штаны навалил?!! Ты, б. ь мне что говорил?!!! Ситуация полностью контролируется, — с громким треском сломалась трубка в руке Сталина, — А на деле?!! Какого х… твои люди не обеспечили надёжное охранение?!! Посреди Москвы, в двух шагах от наркомата НКВД, немецкие агенты убивают твоих сотрудников и уходят! Это обещанный контроль?!! — Сталин со всей силы ударил кулаком по столу, — Ти пониаещ, чито могло получиться? — с прорезавшимся акцентом тихо продолжил Иосиф Виссарионович, чем ещё больше заставил напрячься стоявшего навытяжку Берию. На побледневшем лице наркома выступили бисеринки пота, — Ти понимаищь?! Понимаешь! — Сталин резко успокоился и сел за свой стол, — Иди, Лаврентий. Надеюсь, что это был последний раз, когда ты разочаровал меня!

Чёрт…Голова раскалывается, тошнит и перед глазами всё плывёт. И фигня вокруг какая-то… Где я нахожусь-то? Камера, или…палата?! Если судить по зарешеченному окну под потолком, то однозначно — камера. А по остальным деталям окружающего — палата для буйных пациентов, такие я в кино видел. Стены, пол, дверь — всё оббито материало, напоминающим мягкий войлок, светло-серого, почти белого цвета. Лежак, на котором лежу, покрыт тем же материалом. С трудом приняв вертикальное положение, я осмотрел себя. Да-а-а. Веселуха. Из одежды — кальсоны да нижняя рубаха. Всё фланелевое, без завязок и пуговиц. Блин, да что я пил вчера? Ни черта не пом…. Олеся!!! Как я стоял, так и рухнул на пол. Олесю убили! Перед глазами всплыл вчерашний день…

Быстро добравшись от Иванова до Москвы, я заехал в Управление, но наших на месте не было. Отметился у дежурного и направился домой. Увидел, как подъехал Мартынов, с несколькими крепкими ребятами. Вспомнилось, какое мёртвое лицо было у Александра Николаевича. И ведь не ёкнуло ничего в груди, не почувствовалось! Улыбаясь подхожу к нему, и будто в стену, упираюсь в его взгляд. А там жуткая смесь из боли и вины, что мне стало не по себе. Я открыл рот, хотел что-то сказать, но только беззвучно шевелил губами, уже понимая — случилось что-то страшное! А потом, слова Мартынова. Каждое из которых убивало часть души.

— Андрей, — срывающимся голосом произнёс он, — Постарайся оставаться спокойным и дослушать меня до конца… Мне трудно об этом говорить, но… — он мотнул головой, словно отгоняя какие-то неприятные мысли, — Олеся погибла, Зильберман и Орлов ранены, нападавшие…

Я слышал, что он произносит какие-то звуки, но не понимал их смысла. Перед глазами всё плыло и дрожало, лицо Мартынова то увеличивалось до размеров целого мира, то сжималось в точку. А потом…потом толком не помню. Помню что-то кричал, потом бился в чьих-то крепких руках. Потом, помню вкус спирта, который пился как вода и какой-то белый порошок…

Значит вот как? Понаблюдаем и возьмём всех! Прав был Черномырдин, всё у нас 'как всегда' получается! От нахлынувшей злости и тоски аж застонал, сжав зубы так, что почувствовал крошки эмали, наполнившие рот. Ну как же так?! Как теперь жить буду?! От начинающейся истерики меня спас звук открывающейся двери. В 'камеропалату' вошли Иванов и Мартынов. Спокойные, подтянутые, только у Мартынова губа опухшая, а в остальном — хоть на картинку с подписью, что именно так должен выглядеть сотрудник НКВД. Что-то я не помнил этой детали с губой. Или это я?! Чёрт! Ещё и это!

— Проспался, Аника-воин? — 'Бах' говорил спокойным, уставшим голосом, — Ну и хорошо, что очухался. Понимаю, как тебе тяжело, но сейчас не время для нюней, как бы ни жестоко это не звучало. Ты — Чекист! Пусть и недавно, но это не меняет ничего! Сожми зубы и терпи! Война идёт! Ты один близких потерял?! Тяжело, но нужно жить, ради памяти ушедших жить и делать всё, что должен. Понял? Вижу, понял. А то начал тут вчера, уроки рукопашного боя демонстрировать! Можешь нормально слушать и понимать, что тебе говорят? Или нам уйти и оставить тебя здесь, к херам собачьим?! Пусть с тобой врачи возятся? Не хочешь так? Тогда слушай. Все вопросы потом. Давай, Николаич, говори, — и он отвернулся.