«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Неделя гауптвахты показалась мне адом! В своём времени, мне доводилось познакомиться с 'прелестями' Горьковской 'губы', там был курорт, по сравнению с тем, куда я попал. Половину дня, с другими 'счастливчиками', работал грузчиком на станции, а потом, потом строевая… Хуже всего было не от унижений и усталости, а от размышлений, которые наваливались на меня после отбоя. Лёжа на деревянном полу с закрытыми глазами я пытался понять — что так разозлило начальство в моих словах? Донос то был вроде ерундовый. Но на вторую ночь меня накрыло! Я понял, что из моего трёпа вызвало гнев наркома и, скорее всего, самого Сталина. Урод, написавший донос, был из ведомства Микояна. А вспомнив шапку доноса, я окончательно убедился в своём прогрессирующем идиотизме! Донос был адресован не в НКВД, а на имя Микояна! Хрен его знает, какие выводы мог сделать Анастас Иванович из беседы с этим деятелем и какие последствия это могло иметь! Вспоминая, о чём именно с ним говорил, я аж застонал от злости на себя! Прав, Лаврентий Павлович! Тысячу раз прав! Я безответственный дурак! Расслабился! Свои кругом, ведь 'хруща' убрали! Будто 'хрущ' сам по себе в первые лица вышел. А ведь его кто-то поддерживал, продвигал! Те же Микоян и Каганович. Мать моя женщина! А я при этом гаде, показавшимся нормальным мужиком, пальцы гнул, дятел! Сталина с лордом сравнил — кретин! Перед глазами, как наяву, проявился наш последний разговор с этим типом. Тогда,14 мая, мы встретились у ресторана Москва, Алексей Федин (так звали этого гада) принёс справку, по обеспечению обмундированием учебных частей на Дальнем востоке, заодно решили вместе пообедать. Вот тогда, за столом и произошёл разговор. Мы выпили по рюмке коньяка и, в ожидании заказа, стали болтать о разной ерунде. Сейчас-то я понимаю, что ерундой там и не пахло, но это сейчас! А тогда мне казалось, что я удачно пошутил над его словами по поводу честного выполнения нами взятых на себя обязательств перед другими странами. Тогда я заметил, что иногда нужно брать пример с англичан, помянул поговорку про лорда и добавил, что '… Сталин повыше любого лорда будет и, если пожелает, так же поступить может, а для недовольных многое найтись может…'. Ещё посмеялись над этим, рассказали друг другу несколько анекдотов. Потом он помянул Хрущёва, а я, не удержался и брякнул про 'товарищей не товарищей' и поворчал на мягкость Сталина, по отношению к высокопоставленным недоумкам. Вот и весь мой 'криминал' вспомнился. Что тогда на меня нашло — не понимаю. Ведь даже с Олесей я себе такого не позволял! Может что-то в коньяке было? Да ну нафиг! Он же тоже пил из этой бутылки. Правда я отвлекался пару раз, со знакомыми здоровался. Но ведь наблюдатели рядом были и увидели бы, если бы что-то не то происходило. Или не увидели? Что-то совсем запутался! Нет. Вспоминая сейчас тот день, я всё же понимаю, что вёл себя в ресторане не совсем адекватно. Слишком раскован я тогда был, никаких тормозов не было. Решено! Вернусь с губы, доложу свои мысли. Пусть у начальников голова болит!

Интерлюдия. 26.05.1942 г, кабинет Л.П. Берии.

Задумчиво посмотрев на закрывшуюся за Стасов и его 'провожатыми' дверь, Берия вызвал секретаря, попросил принести чая и позвать Мартынова. Дождавшись, пока секретарь, расставив на столе стаканы с чаем и вазочки с печеньем выйдет, Лаврентий Павлович предложил Мартынову угощаться. Сделав несколько глотков, нарком отставил стакан и посмотрел на Мартынова.

— Александр Николаевич, тебе ничего не показалось странным в истории с доносом? Кроме того, что 'телегу' это Федин накатал своему начальству? Причём обставил как заявления от члена партии члену Политбюро?

— Показалось, Лаврентий Павлович, очень показалось. Стасов, конечно, расзвиздяй и не научился полностью контролировать свой язык. Но есть один момент. За всё время, что он находится под наблюдением, подобную трепотню он позволял только в кругу своих. Не было отмечено случаев, что бы он позволял себе столько, сколько отмечено в этом заявлении. Я не понимаю, что послужило причиной такой разболтанности Стасова.

— Вот и я не понимаю, — Берия, на секунду помедлив поднял трубку телефона, — Павел Васильевич, сильно занят? Отлично! Возьми все материалы по операции с 'мальчика Гейдриха' и ко мне. Да, да, именно по этой. Некоторое вопросы появились. Да… Да Берия улыбнулся, — Вот и подумаем вместе. Жду, — положив трубку, он подытожил, — Вот и проверим, насколько три головы лучше двух!

Глава 37