Попаданец в себя, 1960 год

Но мой реципиент впутается гораздо серьезней – он попытается продать пистолет осведомителю КГБ, дело будет вести именно эта организация, а потом передаст его результаты в МВД. Милиция почему-то затянет передачу его в суд и мой пацан успеет смыться в Армию, где проведет три с половиной года, постигая премудрости мужской жизни.

Ему-то это пошло на пользу, но я уже прошел армейскую школу мужества и зря терять годы был не склонен. Старики умеют ценить время! Так что бесился и болтался в коконе своего детского сознания.

Повезло только в феврале 1961 года на поминках папы. Выйдя из под маминого контроля пацан добавлял и додобавлялся, аж глаза стали разъезжаться от смеси конька, водки и ликера.

И побрел он в ночь к бабам. На подозрительную хату в Глазково[28], где во время моей иркутской молодости задержали семью людоедов.

Там нашли в погребе со льдом три разделанных людских тела, а в чулане – живые консервы: несколько пацанов и девчонок, связанных по рукам и ногам и «обезголошенных», им перерезали голосовые связки и прижгли раны.

Хозяин подворья был в розыске последние пять лет, он бежал с зоны зимой и в дороге через тайгу съел обеих сопровождающих зеков. Жена тоже бывшая зечка к пристрастиям суженного относилась спокойно.

Они, нелюди, еще и пирожками с мясом торговали. А жертвами выбирали молоденьких…

Испуг перед печальным концом себя самого из-за изменений, внесенных в прошлое, был силен. Кокон стал проницаемым, я с трудом довел беспамятную тушку до родного дома и надежно заархивировал в прозрачном коконе пьяное сознание себя малолетнего.

Мозг был явно отравлен алкоголем, поэтому я старался не заснуть и периодически бродил в ванную ощущать желудок. Утром превозмог вялость членов, извлек из нижнего ящика с игрушками заначку, оказалось порядка трехстах рублей. Побрел на свежий воздух, на мороз, зачерпывая валенками утренний снежок. Следовало срочно снять квартиру, ибо очередное преображение сыночка мама может и не пережить.

На повороте трамвая с Ленина на Марата запрыгнул в вагон, умилившись черепашьей скорости и сдвижной деревянной двери. Заплатил кондукторше три копейки, сел у окна. С удовольствием ехал через мост, у перил которого стояли ранние рыболовы в тулупах. На стремнине Ангары хорошо брал хариус (не хуже форели), попадался и упругий хищник ленок[29]. Ниже, ближе к острову Юности в заливе, порой попадались и гиганты таймени[30].

Лет через пятнадцать вся эта красота исчезнет, на отлов рыбы наложат запрет. Что не прибавит её количества в реках Ангары и Енисея. Ангара – единственная река, вытекающая из Байкала, крупнейший приток Енисея.

На вокзал я помчал, так как в те годы там был единственный работающий с ранья ресторан, где часто бывало пиво. По дороге через вокзальную площадь не удержался, завернул к киоску хлебозавода – там в те годы всегда продавали замечательный ситный хлеб. Купил теплую, из печки кирпичину с ноздреватым мякишем и золотистой коркой, откусил угол, захлебываясь слюной.

Надо же, в городе несколько хлебозаводов, а многие специально ездили на вокзал именно к этому.

В ресторане пиво было. Жигулевское в бутылках. Что может быть лучше с похмела, чем ледяное пиво под балычок осетровый и бутерброды с осетровой же икоркой. Благостное время, в которое эти продукты общедоступны и не дороги. Баклажанную икру достать гораздо труднее, да и кабачковая в дефиците!

Глава 12

Сытый и умиротворенный я отправился по вокзальной площади искать жилье в аренду. В ресторане после двух бутылок ледяного пива и рыбной закуски я заказал еще баранью котлетку на косточке, оказалось – готовят в этом ресторане неплохо, вкусно. Возможно потому, что народу по утрянке мало или из-за денежного (ажа на двадцать два рубля плюс трешка на чай) заказа. Официанты во все времена умели вычислять достойных клиентов, а я в юном теле вел себя, как привык позже – по барски.

Вспоминается, как папа возил семью на море с недельной остановкой в Ленинграде.

Это было, когда средний брат еще не страдал от почечуя и не пил каждое утро настойку травы сены, а старший уже первый раз женился на какой-то хрупкой куколке, что не помешало ему на папины деньги поехать вместе с молодой на море.

В Ленинграде мне купили настоящий костюм – светлые брюки с курточкой, похожей на спортивный пиджак. Интересное было время, в котором взросление было связано с длинными гачами штанов, а короткие штаны символизировали мелочь пузатую. И в этом почти взрослом костюме, хоть и был он мне великоват, отправился я по Невскому фланировать.

Там (это где-то год 1957-8) было полно тиров, да еще изобретательных: падали бомбочки, пикировали подбитые самолеты, вращались мельницы… И призы были всякие – игрушечные пистолетики и еще что-то. Мягких игрушек, ставших нынче непременным атрибутом всего и всегда, не было. Две копейки стоила пулька.