Попаданец в себя, 1960 год

Но теперь были всего лишь шестидесятые, беседка стояла на месте, была по причины раннего времени пуста, и я уселся медитировать. Вернее, просто поразмыслить, ибо медитировать никогда не любил. Я допускал, что никакого возвращения в детство нет, а моя старенькая тушка лежит в больнице, подключенная к приборам жизнедеятельности. Но даже если так, то все равно бредить, как и галлюцинировать, надо весело, со вкусом, от всей души.

Я заново осознал себя в теле себя самого утром. Когда встал и автоматически попытался идти в сторону туалета, который в Доме пенсионеров находился в пяти шагах направо по гипотенузе. Вместо движения уткнулся в ширму, открыл глаза, выбрался и осознал себя в столовой отеческой квартиры в Иркутске. Улица Марата – 25, телефон 41–41, чулан во втором подвале, гараж тоже второй, там должна стоять Победа, если братья еще не продали её.

Благодаря предыдущем попаданиями я не впал в истерику и не потерял сознание. Я быстренько оделся (ситцевые шаровары, футболка со шнурками вместо пуговиц, модные кеды «Два мяча») и свалил на улицу, в беседку – размышлять.

Мне срочно надо было решить две проблемы.

Как не «спалиться» перед родственниками и как построить жизнь заново, не проворонить второй шанс.

Не «спалиться» просто – надо уехать на полгода-год. Где нужны шестнадцатилетние неумехи? В геологии. Благо у нас крупная сибирская контора с филиалами, а область вместила б в себя всю Европу вместе со Средней Азией. И везде тайга и потенциальные залежи ценностей в земле. Конечно, мама будет «возникать», что я в этом году не поступаю… в шестидесятые высшее или среднее специальное еще были приоритетным среди населения. Хотя инженер с дипломом получал в два раза меньше, чем квалифицированный токарь или фрезеровщик. Но у меня до возраста призыва есть еще два года, так что Армия не грозит. Слиняю к геологам, а маме записку оставлю. Жалко её, погасшей после смерти отца выглядит, постаревшей. Хотя моложе меня до вселения в это юное тело.

Второй вопрос попроще. Естественно, я не собирался «спасать» государство или писать в КГБ о маньяках и предателях. Из маньяков знал только про Чикатило, но не помнил где и когда тот орудовал. Из предателей знал только Шеварнадзе и все грузинскую коалицию. Но это он с моей точки зрения был предателем, а в общественных кругах – национальным героем.

Лично я собирался избежать главных ошибок прошлой жизни: алкоголизма и беспорядочной половой жизни. Всего смогу добиться если не буду пить запоями и таскаться за бабами. И опять же не попаду в тюрьму за кражу на вокзале вещей на 90 рублей (деньги советские), которые обменял на бутылку. И в тюрьму не попаду снова, так как некому будет за порванное по пьянке прохожему очко (сфинктер) ввалить мне пять лет строгого.

И добиться смогу многого, так как за плечами восьмидесятилетний опыт жизни. Единственное, чему стоит поучиться – языкам. В будущем, когда Союз распадется, без них трудно.

Могу стать известным писателем, могу стать коммерсантом – опыт есть и в том, и в другом. Как только начался распад. Советов, я арендовал городскую типографию в Калининграде (бывший Кенигсберг) и начал выпускать журнал «Антиаферист», детскую газету «Пацаны и пацанки» и печатать небольшими тиражами книги из числа ранее запрещенных. «Майн кампф», «Раковый корпус» Солдженицина, Камасутра в черно-белом исполнении, «Доктор Живаго» в мягком переплете… С Борисом Стругацким заключил договор на полное собрание сочинений, заказ разместил в Московской типографии. Стотысячный тираж был раскуплен еще до выхода из печати. Сам написал несколько повестей по темам тюрем, зон, бандитизма, мошенничества. Так назвал: Болото № 1, № 2, № 3… «Болото № 1» было о конкретной зоне, где досиживал последний срок – ОМ-216/9[6] Калининграда. История образования исправительной колонии № 9 уходит послевоенные годы, когда приказом УМВД СССР № 0012 от 11 февраля 1948 года, в связи с расформированием лагеря интернированных, на базе лагерного отделения № 1 была организована трудовая колония общего режима, которой присвоено № 9. Местом дислокации определен г. Калининград, где содержались осужденные, ранее неоднократно судимые. В 1961 году в исправительной колонии ОМ-216/9 был установлен строгий режим.

Фамилии я изменил только в одной букве. Если начальник зоны был Васильев (Василица по кличке), то у меня стал Гасильев, начальник оперчасти Токарев – Гокарев, начальник санчасти (мразь невероятная) Момот – Гомот. Откинувшиеся и сидельцы сделали этой книге бешеную рекламу…