Что-то меня после психушки пробивает на тоску. И на воспоминания. Удивительно, молодой парень, даже не мужик еще, а предается воспоминаниям и сопли жует, как институтка в борделе. Или ты смиришься со второй жизнью, или сломаешь её и себе, и тому пацану, которого лишил юности.
А мама с Павлом-Лялей стараются: он пытается что-то там с мясом делать «по-французски», мама свои знаменитые торты печет: наполеон для брата и шоколадный для меня. И еще хворост, который вкусен прямо из духовки, обжигающий и хрустящий.
Хитрость, необычность мамино торта, что в бисквите не только мука, но и манная крупа. И крем сложен в приготовлении, но очаровательно вкусен. Сколько я не ел тортов в прошлой\будущей жизни, никогда не попадалось равного по вкусовым качествам маминого.
Самое обидно, что рецепт потерял, нашел у старшего брата, собрался приготовить на день рождения, не успел – умер.
Мысль о шоколадном манном торте поднимает настроение. Иду во двор, кататься с горки.
Ледяные горки у нас во дворах и площадях ставят с незапамятных времен. Порой их просто формируют из нескольких самосвалов снега, припущенного водой, порой делают деревянную основу. У нашей горки есть и трап с перилами, чтоб взбираться, и бортики по бокам ледовой дорожки. Дети и взрослые (новогодняя ночь) катаются на санках, на листах толя, на попах. Кто помоложе – на ногах. Надо проехать резкий переход с горки в дорожку и потом катиться еще метров пятьдесят. Все дворовые пацаны умеют, так съезжать.
Катаюсь вместе с подростками, захлёбываясь от морозного вечера и от мускульного счастья, это счастье дано постигнут лишь тому, кто в последние годы не мог самостоятельно просто встать с пола, даже с сидячего положения.
Во дворе толкутся отдаленно знакомые молодые люди, скорей всего мои товарищи по дворовым играм: прятки, войнушка, замерь (на деньги), пожар (тоже на деньги), футбол и пойдем обживать девок. Нравы были простые, пять лет со дня окончания войны, пятидесятые. Пистолеты, ножи, взрывпакеты были в доступности, но мы предпочитали футбол и волейбол. Проблема была в хороших «специальных» мячах, да их, собственно, и не было. А у кого были – не надолго хватало. А вот бутс ни у кого не было.
Новый год, скоро часы начнут бить. В кремле…
Я иду домой, поднимаюсь по пологим ступенькам на третий этаж. Гостей не ждем, да и Мишки не будет, он встречает праздник в своей компании и, наверняка, с нужными людьми. Деловой перец. Сидим за большущим столом втроем.
А этот стол привык к большому количеству людей, праздники у нас всегда были многолюдные и хлебосольные. С неизменным винегретом в эмалированном тазу и большой кастрюлей соленой капусты. Капусту солили глубокой осенью, с яблоками. Две бочки мне по пояс всегда стояли на балконе. И эта капуста была не чета квашенной гадости в столицах, она морозно хрустела на зубах, она пахла брусникой и морошкой, яблоками и здоровьем.
Мы чокнулись советским полусухим шампанским. Моя мама и мой брат еще и не знали, что это вовсе не шампанское, а газированное сухое вино не лучшего качества и вкуса. Они многого не знали из будущего и поэтому им было хорошо и празднично. Я тоже немного отогрелся у костра их чувств.
Будь ты проклято провидение и любое знание будущего!
Глава 30
Прошлая жизнь моя была полна предательства, подлый я был человек в прошлой жизни. Даже кота предал, бросил его одного, а он меня от инфаркта лечил – на грудь ложился, мурчал.
По большому счету в моей жизни было два Кота.
Котики были и потом, на улице жили, утром противно мяукали под дверью насчет пожрать. В Израиле царство кошек.
А вот по большому счету, как друг, как напарник – всего два.
Первый – Кот моего детства по имени Буська.
Вполне себе беспородный, но огромный и с офигенным чувством собственного достоинства. Позволял себя гладить только маме, но так как у мамы тоже было повышенное чувство достоинства, то гладила она его ногой.
Нет, он терпел поглаживания, прикосновения других членов семьи, но без мурррчания, без отклика, надменно.
Ко мне относился, как к котенку, которому можно простить даже бесцеремонность. Терпел, скотина, когда я его лапал, но с такой мордой…
Гулял ТОЛЬКО на улице, причем не терпел на территории двора собак и при виде пса сразу шел в атаку с завыванием.
Ему просто открывали дверь и он шел вниз по лестнице, лапой толкал дверь подъезда (на обратном пути лапой поддевал) и гордо выходил во двор.
Его знали и соседи, и пацанва, никто его не обижал. Да и попробуй обидь такого задиру.
Перебираясь с балкона на балкон ходил в гости к соседским кошкам. Как-то перед Новым годом принес на балкон здоровенного гуся. Как только дотащил! Удивительно, но никто из соседей авторство на гуся не заявил.
…Уже пожилым ушел гулять и не вернулся. Может забили местная шпана, может именно так гордые коты уходят умирать, как слоны.
Второй кот сперва жил у дочери. На восьмом этаже. Когда я бывал у нее, то повторял:
– Васька любит сидеть на подоконнике, когда открываешь окно вставляй упор, чтоб его не захлопнуло.