Попаданка Для Барса. Волшебный Кусь

Прежде чем открыть дверь, я осыпала себя пыльцой, чтобы освежить лицо, уложить волосы и разгладить складки на платье. Как оказалось, не зря. В коридоре нервно переминались две высокие пепельные блондинки, которые жадно уставились на меня, стоило открыть дверь.

— Доброе утро, эстиона Азалия. Мы прибыли к вам по приказу королевы. Мое имя Летисия Сивори, — чуть присела в книксене одна из женщин. На ней было светло-серое платье, скромно, но со вкусом расшитое жемчугом. У нее был приятный голос, она сдержанно улыбалась и глядела с любопытством.

— Ах, прекратите унижаться, Летисия! Вы не обязаны кланяться этой эстионе. Она не королева и никогда ею не будет. Та, что гонится сразу за двумя зайцами, не поймает ни одного, — резко произнесла вторая женщина в небесно-голубом платье, нервно щелкнув веером.

— А эту неучтивую особу зовут Нерия Кастай, — произнесла оборотница в сером. — Прошу, не держите зла и не обращайте внимания на ее поведение. Лорд Кастай всегда уделял политике так много времени, что не успел привить единственной наследнице достойные манеры.

— Благодарю за пояснения. Я запомню ваши слова, эстионы, — холодно ответила я, оценивающе оглядев с головы до ног язвительную оборотницу.

Ничего особенного. Тонкая кость, бледная кожа, глубокое декольте, до вульгарности крупное колье с алмазами и… гнев в глазах. А вот это интересно. За что она меня может так сильно ненавидеть? Вряд ли только за то, что я фея. Тут что-то личное. Может, она сама метила в жены Лоренсо?

Тем временем откуда-то из-за люстры на мое плечо спикировал Хаял. Немного потоптался и впился острыми зубками мне в ухо, заставив поморщиться и дернуть плечом.

— О, ваш летун, кажется, голоден! — усмехнулась оборотница в сером. — Да и вам, эстиона, не мешало бы подкрепиться. Идемте, в обеденный зал скоро подадут завтрак.

— Благодарю, эстиона Сивори. Я действительно голодна.

— О, прошу вас, зовите меня просто Летисия. К чему эти церемонии?

Пока мы шли по узкой винтовой лестнице, я насчитала, что мы спустились на три этажа ниже. Должно быть, в ясную погоду в обеденном зале очень светло из-за обилия: полукруглых арочных окон, но сегодня за окнами было сумрачно. По ту сторону стекол клубился то ли туман, то ли густые облака.

Стены обеденного зала украшали фрески со сценами из местных легенд. Над длинным, уставленным кушаньями столом были зажжены люстры с магическими светильниками. Около двух десятков разряженных в пух и прах оборотниц, что сидели за столом, не прикасаясь, однако, к еде, при нашем появлении поднялись и слаженно поклонились. То были придворные дамы, проживающие во дворце и служащие королеве. Летисия Сивори представила мне их всех, но я запомнила едва ли половину имен. Меня лихорадило от гудящей энергии большого скопления двуликих, несмотря на то, что любопытно вертящий голубой треугольной мордочкой Хаял гасил часть этих эманаций.

Мы заняли места за столом, и золотистый магический купол, сохраняющий температуру блюд, с тихим звоном лопнул. От всеобщего внимания мне было неуютно. Оборотницы бросали на меня любопытствующие, изучающие, удивленные, ненавидящие взгляды. Реакции на меня были разными, но я чувствовала, что сейчас вполголоса они без малейшего стеснения обсуждают именно меня. Один шепоток даже заставил поморщиться:

— Да говорю же тебе, это нечистокровная фея! Для вельхолтари у нее слишком высокий рост и слишком большая грудь.

— Я вот думаю: что, если ей вовсе не отрезали крылья? Может, она их превратила в грудь, чтобы хоть что-то в корсаже было, а историю про охотников за редкостями просто выдумала? Кстати, я слышала, что некоторые феи едят фиалковых улиток, чтобы обрести хоть немного женственных изгибов в нужных местах. Они же могут сколько угодно есть, а все равно кожа да кости, — с хихиканьем заметила другая оборотница, стрельнув в мою сторону насмешливым взглядом.

Не знаю, что случилось со мной в этот момент, но все мои намеренья вести себя тихо и осторожно как ветром сдуло. Словно это я пережила чужую тягучую, горячую боль в спине, заставляющую страдать даже во сне, сумасшедший холод от кровопотери. Благодаря памяти феи я ощутила горечь оттого, что стала калекой, отчаяние и стыд от сострадательных, снисходительных, насмешливых взглядов других фей. Я вспомнила, как той душе, что жила в этом теле, не хватало полета, как она выла и билась в злой, бессильной истерике, сознавая, что никогда не взлетит, как со слезами отчаяния и ненависти на глазах провожала летящих бабочек и птиц. Как оттолкнула даже своего летуна за то, что его крылья напоминали ей о недоступном теперь полете. Как ей хотелось влезть на территорию барсов, чтобы прыгнуть вниз со скалы вместе с грохочущим водопадом, но не терпеть больше этой тоски и этого позора.