Попаданка ледяного дракона (СИ)

Ужас пробирает до костей, какие-то лихорадочные мысли мечутся в голове. Эрмил рядом оттягивает жабо и расстёгивает ворот рубашки.

– Не бойтесь, – шепчет он.

– Почему это? – у меня дыхание перехватывает от удара Огемара, зацепившего бок отца. Но крови, кажется, нет. – В моём родном мире обычно не фехтуют, у отца давно не было практики…

– Знаете, чем всегда славился Мэлар Никсэ?

Взвизгивает металл столкнувшегося оружия, отец выпрастывает руку и ударяет Огемара в открытый подбородок, но тот уворачивается, опасно близко скользнув остриём возле плеча отца.

– Чем же? – меня опять трясёт.

– Мэлар Никсэ никогда не ошибался.

Нога отца соскальзывает по грязи, и он приземляется коленом в лужу. Занесший саблю Огемар подскакивает к нему…

Глава 28

Отец вскидывает руку, комок грязи летит в лицо Огемару, тот отмахивается. Яростной вспышкой дуги взмывает снизу вверх меч отца, и сабля Огемара вместе с предплечьем плюхается в грязь.

На секунду повисает неестественная тишина. И весь двор заполняет дикий крик Огемара. Рухнув на колени, он зажимает хлещущую кровь, притискивает культю к телу и почти валится забрызганным грязью лицом в лужу.

– Никогда не ошибается, – замогильным голосом повторяет Эрмил. – Ты… вы простите меня, леди Витория, я был пьян и не ведал, что творю. Это больше не повторится.

Скуля и хныкая, Огемар катается в грязи, извивается.

Произошедшее кажется таким… неестественным, почти постановочным: отвлёк противника брошенной в лицо грязью, ударил… Такого на моих глазах происходить не может. С другой стороны, впервые вижу почти мгновенную карму. Огемар ведь пытался меня изнасиловать.

– Прекрати выть, словно уличная девка, – отец вытаскивает белоснежный платок и проводит им по лезвию меча, снимая с него алую плёнку крови. – Ещё раз оскорбишь мою дочь, я тебе обе руки отрежу и скормлю порождению Бездны.

С тихим «вжик» меч возвращается в ножны. От пинка отца пальцы отрубленной руки Огемара разжимаются. Отец поддевает саблю носиком сапога и подкидывает, ловит на лету. Стряхивает грязь и кровь.

Спокойный и ничуть не запыхавшийся, направляется к крыльцу.

– Витория, за мной.

Похоже, у меня нет выбора. Пока. Эрмил с поклоном меня пропускает. В спину несутся завывния Огемера.

Поднимаясь за отцом на второй этаж, рассеянно спрашиваю:

– Почему ты сказал, что в следующий раз отрежешь две руки? Одну ты уже…

– У него достаточно денег, чтобы восстановить руку. Только порождения великой Бездны могут свести на нет эёранскую целебную магию: то, что они съедают, невосстановимо никакими силами. И свои обещания я привык исполнять.

Мы входим в коридор, тускло озарённый светом из окон на противоположных его концах.

Тихо. Здесь очень тихо, даже живность на заднем дворе не выдаёт себя мычанием и кудахтаньем. Всё замерло в испуге. И только у меня на этот страх выработалось что-то вроде иммунитета, я свободно захожу следом за отцом в его комнату и прислоняюсь к закрытой двери.

«Пришли, наконец», – ворчит коса. Её не видно ни на застеленной шкурами кровати, ни на секретере. Может, отец спрятал её в добротный приземистый шкаф? Он один подходящего размера, сундук в изножье постели маловат будет. Ещё косу можно убрать под кровать, но такое оскорбление глазастая нарцисска вряд ли снесла бы спокойно.

Отец полуоборачивается, бросает на меня холодный взгляд:

– Хочешь спросить, знал ли я о твоём побеге и их намерениях с самого начала?

Вариант, в котором я пришла взять косу и порубить их всех к чёртовой бабушке, он, похоже, не рассматривает.

– Знал, – роняю я. – Вопрос в том, зачем позволил? Так хотелось оттяпать руку Огемару?

– Подумал, что тебе надо сравнить варианты пребывания здесь, – он бросает саблю Огемара на кровать, отстёгивает и сбрасывает к ней перевязь со своим чуть изогнутым мечом. – Ты выросла в другом мире и не понимаешь, что здесь женщины сильнее зависят от мужчин.

– На Земле женщины тоже часто зависят от мужчин, а женщина без мужчины может считаться неполноценной. Я уже не говорю о странах жёсткого религиозного патриархата…

Тяжко вздохнув, отец расстёгивает жилетку с прорезанным боком:

– Тебя никто не воспринимает как некую самостоятельную личность. Ты можешь служить Ордену, будучи моей дочерью, можешь быть чьей-то женой, на худой конец – чьей-то любовницей. Но ты не можешь быть просто Виторией Никсэ, которая сама принимает решения. Даже если на краткий миг ты добьёшься этого, всё равно любой мужчина будет считать тебя своей потенциальной марионеткой и будет лезть тебе под юбку, чтобы законным браком или любовной связью привязать к себе. Оно тебе надо? – следом за жилеткой он начинает снимать тёмную рубашку. – Ты ведь даже не менталистка, не сможешь определить, искренне к тебе привязаны или просто используют ради удобства. Последний вариант, поверь, встречается намного чаще. Такая жизненная статистика.

Едва сдержав мысли о Саране, фыркаю:

– Как пессимистично.