Это был намек на мой прошлый, не очень правильный период жизни. С красивой внешностью приходит и популярность. Меня начали звать на тусовки, ночные клубы, пьянки. В общем, все прелести студенческой жизни. И в этом случае никуда без увеселительных веществ. До сих пор я корю себя за то, что повелась на спор со старшекурсником смогу ли я себе вколоть. В итоге это привело к ещё одной дозе. Потом ещё. Это бы продолжилось, если бы кто-то из преподавателей не прознал про все это. Нашу шайку вызвали в кабинет ректора, где он и наши родители уже ожидали нас. Почти всех исключили, кроме меня. Отец пообещал выбить из меня всю дурь. Выбил. После чего протаскал по всем наркологическим клиникам. Вылечили. После этого я даже и думать не могла об очередном уколе. Спасибо, мне последствий вполне хватило.
— Во дворе, Антонина Евгеньевна, — глухо ответила я, и продолжать эту тему мне совсем не хотелось.
Но преподователь была другого мнения:
— Вот видите! — важно вздернула нос. — Я же говорила, что бывших наркоманов не бывает…
И в очередной раз лекция по экономической теории превратилась в монолог о нравственности и морали. Её скрипучий голос резал слух — не удивлюсь, если к вечеру разболится голова.
Под конец пары все студенты были готовы убивать. Только вопрос — кого? Меня, Антонину Евгеньевну или неизвестного, бросившего в меня бумажку.
Даже прозвеневший звонок не остановил не на шутку разошедшуюся пожилую даму. Она все говорила и говорила.
— Нас спасёт только чудо! — простонал кто-то с задних пар.
И чудо случилось! И имя ему Стас Михайлов. А точнее его песня, стоящая на мелодии вызова пожилой мадам.
— Ох! — громко воскликнула преподаватель. — Сегодня же планерка у ректора. А я трачу свое время на вас, идиотов.
С этими словами она вылетела из аудитории, забыв и свою сумку, и журнал с другими "недопустимым для цивилизованного общества" посланиями. Большая часть группы, без зазрения совести, забирали свои письма, хотя они понимали, что за такое им влетит.
Большой обеденный перерыв я любила проводить в парке университета. Под кронами высоких деревьев можно было укрыться либо от зимнего снегопада, либо от палящих солнечных лучей.
Я углубилась в самый дальний край парка, куда обычно не заходят студенты. По дороге я купила свежую сдобу со сгущёнкой и мятный чай прямо из холодильника. Продуктовые ларьки и автоматы располагались по всей территории университета, поэтому можно было спокойно купить перекусить, не бегая в столовую.
Полуденное солнце нещадно пекло макушку. Не спасал даже тенек. Да вообще, сегодня было, на удивление, жарко. Хоть бы ветерок подул. Где-то вдалеке раздавался заливистый смех студентов, весёлый щебет летающих меж расцветающих ветвей птиц.
Щурясь от слепящего солнца и отхлебывая из горлышка чай, я машинально ли стала учебник по злосчастной физике. Уже с минуту ловлю себя на том, что читаю одну и ту же строчку. Физика никак не хотела откладываться в памяти. Вместо букв и цифр в голове всплывали родные голубые глаза.
Я думала о Саше ещё со вчерашней прогулки. Обычно, если он куда-то срывался вот так, внезапно, он всегда писал, как добирался, что произошло. Если была возможность — отправлял фотографии красивых городов, необычных цветов, но в основном это были дремучие леса, цветущие поля, закаты в заснеженных горах. А сейчас ти-ши-на…
В левом кармане джинс завибрировал телефон. Вспомни, гада, объявится. На экране высветилось длинное сообщение. Первая же строчка окончательно испортила настроение.
"Прости, мышка, я сегодня не вернусь. Вчерашнее происшествие затянулось, и я не знаю, как долго ещё это продлится. Возможно месяцы или даже годы. Всё зависит от того, как быстро я закончу эту работу. Но очень надеюсь, что в течении ближайшей недели мне удастся решить эту проблему и я вернусь к тебе, моя мышка. Прошу, не скучай и оттянись сегодня за нас двоих. Люблю, целую, скучаю, твой волчонок…"
Дальше читать не было желания… Выключенный телефон вернулся обратно в карман. Уже остывшая разестилась на дне джинсового рюкзака, а бутылка с остатками чая полетела в мусорную корзину.
Мимо прошла влюбленная парочка студентов. Они не заметили откровенно рыдающую меня. Или не захотели увидеть.
Скрывая непрошенные слезы, я спрятала лицо в ладонях.
— Что плачешь, красна девица? — прогрохотало над головой и мне на плечи легли большие грязные от земли ручищи.
В следующее мгновение всех птиц в парке спугнули пронзительный женский визг и отборный русский.
— Ты чего? С ума сошла? — парень приложил ладонь к ушибленному глазу.
Я ошарашенно смотрела на одногруппника. Вид у парня впечатлял — весь измазан грязью, на руках перчатки от костюма Лешего, а на башке косо висел парик из сухих листьев и веток.
— Яша, — протянула я, — тебя не учили, что к одиноким девушкам подходить нельзя — это чревато травмами. А особенно в таком костюме!
— С тобой рядом и в безопасных условиях опасно находится, — пробурчал друг, моргая отекшим глазом.