Странными тёплыми кристаллами набиваю целый ящик. Деньги отправляю в соседний (не грабители здесь работали – они бы такую горку золота и серебра не оставили).
Книжные интересы у Санаду разнообразнейшие: художественная литература, алхимия, мемуары, математика (в том числе задачники, набитые листами с решениями примеров), магическая наука, история Эёрана и других миров. Много стихов о природе. И совсем маленький, затёртый – сильно затёртый прикосновениями – томик баллад о любви. Его я забрасываю за шкаф – что-то мне подсказывает, что Санаду этой зачитанной книжечки устыдится.
Как и я, он делает пометки на страницах. Некоторые надписи за давностью лет почти выцвели. Порой это отсылки к другим книгам или данным. Иногда всякие «опровергнуто», «доказано иное, см…», «подтверждено», «обратить внимание».
Всё это рассказывает о его характере, надо лишь верно интерпретировать.
Возможно, я иду на поводу у шаблонов, но яркие, притягивающие взгляд вещицы, слишком разнообразные интересы в чтении, головоломки, исчёрканные листы блокнотов кажутся мне отчаянной попыткой Санаду себя занять.
Последний ящик стола нахожу не сразу: слишком завален книгами. Он перевёрнут вверх дном. Сначала складываю книги в стопку, затем берусь за ручку и дёргаю вверх. Из ящика вываливаются папки.
Рыться в документах я не собираюсь, так, если только мельком глянуть, и пока встречались лишь финансовые расчёты, характеристики студентов, записи о лекциях. Сейчас я бы тоже лишь поверхностно скользнула взглядом, но слово «иномиряне» заставляет сосредоточиться.
Лишь прочитав название несколько раз, осознаю, что сжимающие ручку пальцы дрожат от напряжения. Опустив ящик на пол, беру папку.
Листаю, скользя взглядом по протоколам с незнакомыми именами, пока среди относящихся к «Терре» не нахожу знакомое. И протокол заполнен знакомым по книгам почерком.
На этом же листе, ниже, заполнен протокол возврата.
Бабушка. Это ведь моя бабушка! И никто не обратил внимания на её беременность.
Дыхание перехватывает, живот стискивает спазмом. Вокруг темнеет, мир сужается до моих судорожно дрожащих рук и листов с ровными чернильными надписями, которые я перебираю и перебираю, вчитываясь в сухие сведения, за которыми – судьбы людей.
Кураторами от Академии в протоколах числятся то Санаду, то Эзалон. Каждый лист в этих папках – сведения о тех, кто отказался от магии и вернулся домой, потеряв несколько лет жизни и память об Эёране.
Здесь есть мама – её прибытие, как и моего отца, курировал Санаду. Они одновременно тут оказались! Возможно, их отношения начались ещё в Эёране! Просто они об этом не помнили. А вот дядю встречал Эзалон. Прабабушку – Санаду. Она сразу после замужества пропала, вернулась через два года. Зато прапрабабушку – опять Эзалон.
И вроде понимаю, что это было давно, но меня лихорадит. Трясёт. И челюсть сводит спазмом, до скрипа зубов.
Сколько проблем пережила бабушка из-за беременности неизвестно от кого. Как трудно было прабабушке, когда все считали, что она сбежала с любовником, а потом тот её бросил? Муж её не простил, не поверил, хотя даже бабушкина девичья фамилия напоминает о семейной проблеме. Сколько раз моим маме и папе, остальным говорили, что они сумасшедшие.
Не были они сумасшедшими. Их чуткость к эмоциям других людей – не безумие. Это проявление ментализма, потому что (если верить учебнику) самое базовое в нём – острое восприятие окружающих – основано не на магии. Эти способности не смогли уничтожить полностью. И ощущение огня у отца, наверное, просто отголосок его магических способностей.
А ведь до попадания сюда я тоже была уверена, что мои родители тронулись умом, а бабушка рассказывает о том, что её инопланетяне похитили, из-за старческого маразма.