Попаданка (СИ)

   – Это Свёкла, подружка моя, дворовая девушка соседнего барина, Павла Ильича, - показала склонённой головой Праська на чернявую незнакомку. – Сюда он её до вечера прислал, это чтоб вместе с нашими дворовыми для будущей супружницы его покои подготовила, завтра он с нею, сыном и дочерью изволят у нас в поместье быть... Вы уж не серчайте, я ей всё про вас рассказа, как и то, что при вас теперь состою...

   «Может, и не следовало, – как-то сразу подумалось мне. - Глядишь, нехорошая молва теперь по округе пойдёт... Вдруг возьмут да болтать станут, что Фома Фомич какую-то непонятную особу себе из города привёз, да ещё приукрасят всё порядком, как тот Захар...»

   Быстро замёрзнув, купалась я совсем недолго. Заодно и Праське велела возвращаться.

   – Ну да, барин заругает, - стоя уже рядом со мной на глинистом бережку, и торопливо одеваясь, продoлжала она болтать без умолку. - Фома Фомич он такой... к опозданиям строгий...

   – Ты зачeм этой Свёкле про меня сказала? - Строго посмотрела я на свою прислугу.

   – Так я ж чего... Я не знала, что нельзя... – так и захлопала она глазами. - Дак завтра за обедом всё равно все они вас увидят...

   – Ладно, идём уже! – с недовольством бросила ей. Как-то не желалось мне такой публичности, и предчувствия по этому поводу какие-то нехорошие были.

   Войдя к себе, я пеpвым делом заметила те самые «новые» башмачки и несколько ярких разноцветных ленточек, которые мы с Захаром так и не купили. И как это понимать? Что теперь он не под Праську, а под меня клинья подбивает? Зря, конечно, совсем уж не в моём он вкусе!

   На полдник я спустилась уже переодетая в ту одёжку, в которой сюда и приехала, высушенную, разглаженную и старательно почищенную Праськой, разве что обула Захаровы туфли, в них как-то удобнее ходить. ? с одной стороны хорошо приcлугу иметь, хоть какие-то плюсы моего положения. Только шаткое оно очень. Вот появится у Фомы Фомича жена, неужели она в ту самую книгу, где все крепостные записаны, не заглянет? А я по ней не вольная! Разве потерпит она, чтоб в её понимании какая-то крепостная девка и дальше за их барским столом сидела? Нет, конечно. Сразу же меня в настоящие дворовые спишет! А те кумушки уж и ждут не дождутся меня в одном с ними положении увидеть!

   Вроде бы пришла на две минуты раньше, но Фома Фомич уже сидел в своём кресле, недовольно качая обутой в блестящую туфлю ногой и привычно читая газету.

   – Почему Захар новую прессу не привёз? – опустивши газетку, сразу, даже без «здрасти», с упрёком мне бросил.

   – Моя это вина, – повинно склонила я голову. – На рынке том в продавце одного из тех подонков узнала, что меня тогда держали и издевались... Вот и испугалась сильно, попросила Захара, чтобы сразу меня увёз...

   – Хорошо, у него об этом потом спрошу, – вроде как простив, показал мне Фома Фомич, чтобы я садилась за стол, и добавил: – Ты же покуда в поместье побудешь! Раз такое дело, то незачем тебе больше никуда ездить!

   Я слегка кивнула в ответ. Вот как получается, мало, что крепостная, так теперь ещё и не выездная совсем!

   – Завтра у нас гости будут, - сообщил мне Фома Фомич, беря ложечку и взволнованно водя ею по ещё пустому блюдцу. – Ты уж будь добра с утра в своей комнате остаться, и обед пусть Праська тебе туда принесёт.

   – Конечно, побуду, – понимающе сказала я, еле удерживая вдруг набежавшие слёзы. Вот и показали мне моё настоящее место!

   Вошедший с самоваром Семён налил чаю, сперва барину, а потом и мне. Принёс свежеиспечённые булочки. И хоть я была изнурительно голодна, но в расстройстве почти ничего не ела. Это даже Фома Фомич заприметил.

   – Ты уж, голубчик, - распорядился он, подозвав Семёна. - Отнесёшь ещё булочек и морсу к Варваре Николаевне в комнату!

   Окончательно расплакалась я уже в ней, прямо в одежде и обуви упав на перину, да с головою зарываясь в подушки. А чего я ещё хотела, глупенькая? Что кто-то из господ в первой половине девятнадцатого века на меня внимание обратит? Без паспорта, родни и приданного – это разве что в салоне у мадам!

   Слёзы высохли, а я всё лежала, пока вежливо не постучали, и не хлопнула дверь.

   – Я вам по настоянию барина булочки и пирожки с морсом принёс, – узнала я хрипловатый Семёнов голос.

   – Спасибо и поставь на стол, - сказала, чуть приподнимая голову.

   Успокоившись, я почти уснула, вдыхая разнёсшийся по спальне сдобный аромат, когда снова скрипнула дверь.

   – Ой, здесь у вас пудра, чернь и сурьма даже есть... – через какое-то время услышала я сквoзь дрёму звонкий Праськин голосoк. Так получается, что уже в мою косметичку забралась!

   – Ничего там не трогай! – я сразу же одёрнула её. - Если голодная, пирожки вон ешь! Я же полежу ещё...

   На ночной чай я сегодня сама не пошла. ? Фома Фомич, если хочет, пусть завтра наказывает, пусть выпорет даже, зато и я сама, да и все вокруг, будут точно знать моё настоящее здесь место!