Попаданка: Удел драконьей жрицы [СИ]

— Мы называется эрехесс-а-Дан, и мы не племя.

— Не суть, — отмахнулась я, — Я видела ваши сущности. Часть — мелкие степные волчки, вроде койотов. Другие — обычные люди. Мне, в общем-то, плевать на ваши внутренние разборки, и почему твое племя терпеть не может волков. Я здесь совсем для другого дела. И, честно сказать, сложись обстоятельства иначе — с большим удовольствием сдала бы тебя вождю… Но я имела неосторожность взглянуть и на его сущность тоже. Как давно ты видел сущность вашего вождя, Г'ярт?

— Ва-Эхтар-Дан, не вождь! Он правитель Соленых Степей, — я скривилась, всем своим видом пытаясь передать: «чхала я на ваши заморочки», — И сущности мы видим только тогда, когда их обладатель принимает вторую ипостась, — чуть спокойнее добавил он.

— Спрошу по-другому, как давно… «правитель Соленых Степей» принимал вторую ипостась у тебя на глазах?

— В последний раз на Великой охоте, около четырех лун тому назад.

— Значит давно, — задумчиво кивнула я, — Тогда скажи мне, что ты знаешь о мертвой ипостаси у живого человека?

— Что за глупости, Вещунья, такого не может быть, — фыркнул парень, от негодования резко вогнав клинок в ножны. Сталь тренькнула так звонко, что я невольно содрогнулась — Ипостась, это не просто способность превращаться в животное. У нас, эрехессов, не важно, к какому клану мы принадлежим, — это и есть воплощенная душа. А даже дети знают, что тело без души жить не может.

— Видимо, мне придется тебя разочаровать — может. Я видела полуразложившуюся ипостась вашего Ва-Эхтар-Дан. Видела своими глазами, и если ты способен мне поверить хотя бы немного, она была мертва, настолько, что я видела ее изгнившую плоть.

— Шаххар![5] Этого не может быть.

Я лишь изогнула брови, всем своим видом говоря «да-да, именно так оно и было, но тебе нужно с этим свыкнуться». Парень и впрямь воспринял мои слова тяжело. Не найдя в моем взгляде и намека на обратное, он заметался по палатке из стороны в сторону, без видимой цели. Затем кинулся к топчану, извлек из-под него ларец и, наскоро откинув крышку, достал с бархатной ткани глиняную табличку, мелко исписанную непонятными значками. Вцепившись в эту вещицу нечеловеческой хваткой, он замер на несколько минут, приклеившись взглядом к письменам. Я чуть постояла, ожидая от него хоть какого-то ответа, но когда его не последовало и через несколько минут, встала у парня за спиной, через руку заглядывая в текст. Каракули иероглифов были плохо различимы: истертая временем, надломанная по углам, расчерченная глубокой тещиной почти посередине а затем кое-как склеенная смолой, табличка видела наверняка не одно поколение кочевников. Глаза едва стали привыкать к странному тексту, на совершенно непонятном языке, как воин, наконец, отмер, резко развернувшись ко мне лицом. Табличка была быстро прижата к груди, дабы я никаким образом не могла в нее заглянуть.

— Я не верю тебе, Вещунья, но если то, что ты сказала, окажется правдой, нам всем не поздоровится. И если честно, то уж лучше бы ты сейчас лгала.

— К сожалению, я не лгу, — мрачно скривилась я, — Может, просветишь, что такого страшного ты там вычитал?

— Этот сакральный текст достался мне от матери. И в нем говорится о демонах, которые когда-то давно попали в мир Эсос, из мира Мертвых душ. У нашего народа этих тварей называют «баргулами». Это старая сказка, которой на ночь пугают непослушных детей. Никогда и никто не видел баргула, Вещунья. Потому что ели бы они существовали на самом деле — нас бы уже давно не было. Все что здесь написано, мало похоже на правду.

— И все же, ты хранишь эту вещицу, — хмыкнула я.

— Моя мать, как и Трия, была шаманкой в нашем клане. Она оставила этот текст мне, повелев беречь его до самой смерти и после нее. Я не нарушу завет. Это мой долг перед всеми предками, да хранит Степь их Имена.

— В каждой сказке есть доля сказки, — многозначительно протянула я, — Что же эти ваши «баргулы» и в самом деле живые мертвецы?

— Не мертвецы. Они создания тьмы, такие же древние, как боги. Своим ядом они пропитывают душу человека, и когда та истлевает до конца, завладевают его телом. Они вселяются в кого угодно, и распространяются как эпидемия пенной чахотки. Стоит лишь одному пройти полный круг превращения, и дальше никто уже не спасется. Согласно тексту, на заре веков, клан эрехесс-а-Фер богами был уничтожен до последнего старика и младенца, ради того, чтобы их остановить. Тогда, людей сожгли заживо, а то место, огородили двенадцатью семиаршинными столбами, запретив всему живому когда-либо ступать на ту землю.

— Как-то мрачновато, — протянула я, — А это точно баргул?

— Ты у меня спрашиваешь, Вещунья? — как-то нездорово хохотнул парень, — Тебе виднее, что ты увидела на дне своей колдовской чаши.

— Не чаши. У меня про это дело камешек особый припасен, — хмыкнула я, — Если не веришь мне, то своим-то глазам ты должен доверять?

— О чем ты толкуешь?

— Я могу показать тебе то, что видела сама, — усмехнулась я, — Всего-то нужно — набраться смелости да взглянуть сквозь камень.

— Доверия слова твои мне не внушают, Вещунья. Мне нужно подумать.