— Тогда начнём. — Голос опять подрагивает. — Хочу поставить в этом деле точку. Арендар предлагает руку, но я мотаю головой: надо остыть.
В коридоре Арендар тихо замечает:
— Не стоило с ними говорить, только лишние огорчения.
— Нет. Теперь я понимаю, что некоторые обо мне думают.
И стараюсь не думать, что так считать могут почти все.
— Арендар. — Потираю лоб. — Скажи честно, а попавшие сюда жители непризнанных миров… добивались успеха? Кроме твоей мамы, понятно, что ей всё удалось. Но остальные — с ними что?
— Попрошу секретарей выяснить.
Значит, никто, кроме его мамы, вышедшей замуж за императора, не занял настолько высокое положение, чтобы о его примере помнили навскидку… Как-то это неоптимистично.
Арендар, заглянув в дверь с табличкой «Первый судья Нарнбурна», бросает:
— Начинайте.
Через три наших шага дальше по коридору из кабинета выскакивает седовласый мужчина в чёрном и, поклонившись Арендару, почти убегает в противоположную сторону.
Судить будут других, а мандраж у меня.
— Здесь всегда так пустынно? — удивляюсь после поворота в пустой коридор.
— Только когда ожидается моё прибытие.
— О… Понятно.
За следующим поворотом оказывается несколько охраняемых дверей. Арендар проводит меня к средней и приглашает войти в темноту. Когда закрывает створку, в комнатке загораются светильники. Чёрные бархатные шторы закрывают верхнюю часть стены. Чёрное всё, даже стулья… мы словно в мрачной театральной ложе.
В тишине я сажусь на стул, Арендар рядом. Пушинка раскладывается на три сидения.
В голове крутятся слова девушек. Как можно быть такими завистливо-тугодумными? Как из-за подобной ерунды можно захотеть убить? Понимаю, если бы кто-то из них уже встречался с Арендаром, и я помешала, но они и знакомы-то не были. На что они рассчитывали? Юношеский максимализм во всей красе.
— Не все такие, как они. — Арендар притягивает мою ладонь, согревает в своих.
— Да, будут улыбаться в лицо, а за спиной плевать ядом.
— Пусть хоть умоются, главное — чтобы не укусили. — Он переплетает наши пальцы.
— Там, где власть, успех и деньги, всегда есть зависть.
— Но у них-то деньги есть.
— Их семьи бедны. Флосы вовсе на грани продажи титула.
— Но почему?
— Недостаточно оборотисты, неудачные вложения, попались в сети мошенников. Флосы пострадали из-за другой ветви семьи.
— Как?
— Марджемир Флос брал кредиты на научные исследования, а когда пропал, его жена долго надеялась на его возвращение и не занималась делами. Когда стало ясно, что Марджемир не просто слишком увлёкся экспериментами, она обратилась за помощью к кузену. Тот помог так, что Флосы остались практически без средств. А сын Марджемира, отец Элиды, вместо того, чтобы поправить положение денежным браком, женился на такой же бедной девушке.
— И с этим ничего нельзя сделать?
— Небрежность в делах и брак по любви не являются основанием для поблажек по кредитам. Хотя последнее, при всей стратегической глупости, можно понять. Им просто нужно перестать цепляться за гордость и выгодно продать титул.
Не знаю, мне было бы жалко титул отдавать непонятно кому. Но и бедность плохой выбор… Не представляю, как бы поступила на их месте. Одно знаю точно: не пыталась бы убить потенциальных конкуренток.
Рёв сотрясает ложу. Я оглядываюсь по сторонам.
— Начинается. — Арендар дёргает верёвку, огоньки гаснут, а шторы распахиваются.
Мы в театре. Круглая сцена озарена свисающими с потолка светильниками. В центре её на каменном постаменте — металлический тёмный шар с золотыми символами. В партере сидят мужчины и женщины, кто-то держится за руки, кто-то всхлипывает, некоторые застыли с неестественно прямыми спинами.
— Родственники подсудимых, — шепчет Арендар, практически в тот же миг, как я сама догадываюсь, кто это.
Снова всё сотрясает рёв. Всё, кроме сцены и самых близких к ней людей, утопает в такой темноте, что становится понятно: не только наша с Арендаром ложа чёрная — стены, пол и потолок такие. Другой цвет имеют лишь посетители, сцена и жуткий шар.
— Суд готов вынести решение! — прокатывается по залу мощный баритон.
Дыхание перехватывает, я вцепляюсь в ладонь Арендара.
— Вывести подсудимых, — снова громыхает голос.
Тонкий плач наполняет воздух. Из черноты, словно из ниоткуда, на сцену выводят трёх мертвенно-бледных девушек в браслетах с пылающими символами. Не сразу удаётся разглядеть сопровождающих их людей: они в чёрной одежде и чёрных масках, будто ожившие тени.
Страшно даже мне, находящейся в тридцати метрах от них, никак не зависящей от приговора. Девушек потряхивает.
— Рассмотрев все доказательства и контраргументы, суд признаёт подсудимых виновными.
Судорожные охи, вскрик, шорохи. Невозможно дышать от напряжения.
— Наказание определит степень вины.
Чёрные тени подхватывают Ларгетту под руки и тянут к сфере в центре. Ларгетта упирается, мотает головой.
— Что там? — шепчу я.
Покрытие сферы раскрывается на узкие лепестки, высвобождая белое нутро… Они расходятся, пока не превращаются в подобие блюда. Ларгетта стоит перед обнажившейся белой сферой — такая же белая от ужаса.