Попаданка в русалку

Кажется, урок пошел людям впрок, капитан больше не пытался увиливать от своих учительских обязанностей, но через пару дней привлек себе помощника — притащил Юнгу. Я его в целом понимаю, дела надо делать, они пытались что-то более основательное из пальм строить, руки рабочие на вес золота, а уж управление и вовсе, а тут я. А, поняв, что просто так от меня не отделаться, решили переложить обязанность со мной общаться на менее ценный кадр.

Я была не против и, выдав капитану очередной улов, переключилась на общение с Юнгой. Звали его Марус, у него были светлые, добела выгоревшие на солнце волосы и смуглая от загара кожа. В отличие от остальных мужчин, которые в отсутствии бритв обросли короткими бородками, Марус мог похвастаться только тоненькими усиками над верхней губой, которые делали его похожим на смешного облезлого кота — уже не котенка, но еще не взрослого матерого хищника, а эдакого подростка.

Как ни странно, с Марусом дело пошло лучше, мне с ним легче было установить контакт. Возможно, дело было в том, что на нем не было амулета, а может просто более юный и живой ум, более открытый к новому, но я за несколько дней приспособилась к его ментальному восприятию, и он начал понемногу улавливать мои эмоции. Сперва это вызвало испуг и удивление, он даже сбежал, и несколько дней меня учил хмурый капитан Гарт, но потом парень успокоился и вернулся.

Со временем способность понимать меня его даже воодушевила. С помощью магии я смогла передать ему ощущения, чтобы узнать их названия, такие как «жарко», «холодно», «жажда», «голод» и прочие. Чтобы узнать названия предметов, которых не было в округе, я создавала из воды живые фигурки. Чем больше я тренировалась, тем лучше это у меня выходило, я примешивала к воде песок, использовала камни или другие материалы. Я показывала Марусу все то, что видела на берегу: города, лошадей, повозки, дома, детей и взрослых, разные вещи — а он называл их, называл ассоциации. В этом способе было сложно с цветами, так как я не могла изменить цвет воды, но я выучила простые цвета вещей, которые меня окружали.

Однажды я заговорила про корабль, точнее, показала его фигурку. Марус исправно рассказал про то, как называются на местном языке паруса, канаты, другие части судна, я сама припомнила глаголы: «сломать», «утонуть». Парень явно погрустнел, но плохого мне по этому поводу не говорил. А затем я нарисовала картинку корабля изнутри, начала спрашивать названия таких вещей, как гамак, ящик. Конечно же парень весь подобрался, правда, просить не посмел.

— Ящик… нужен? — спросила я невинно, с трудом строя простейшее предложение на их языке.

— Очень! — не выдержал Марус, значение я поняла больше по эмоциям, но он себя сам исправил: — да. Да, нужен.

Я лишь кивнула и продолжила наш урок: изобразила сперва совсем маленькую лодку-шлюпку, потом корабль намного больше того, что утонул, расспрашивала о них. Марусу сложно было сосредоточиться на уроке после моей подначки, но он старался.

На обед я, как всегда, уплыла на несколько часов, а после вернулась с подарком — я притащила целых два ящика из тех, кто нашла в корабле. Один из них выбрала тот, что был с книгами — полагаю, он принадлежал капитану или первому помощнику, остальные — случайно.

Конечно, мой подарок произвел огромное впечатление на людей. Они вдруг сообразили, что, если я буду говорить, со мной же будет можно и договориться! И я делала успехи в своем обучении.

Правда, когда через несколько дней к нам с Марусом подошел капитан и принялся объяснять, стараясь подобрать более простые слова, что они хотели бы вернуться на берег, я притворилась, что намеков не поняла от слова совсем. Корабль — да понимаю. Корабль плыть — да, конечно, все корабли плавают, пока не утонут. Что? Куда? Берег? Мы на берегу, да.

По сути своей, мне даже притворятся было не слишком надо. Я понимала смысл его намеков скорее логически и по эмоциям, набора слов, которые я знала, было еще недостаточно, чтобы разъясниться. Что такое материк, каково название их стран, как вообще произносится слово «страна» — все это было еще настолько сложными абстракциями, что без общего языка до их изучения придется доходить еще долго. Но после длительного сидения на дне в одиночестве меня это совсем не смущало.

А вот люди были совсем не рады ожиданию. Другие корабли потерпевших крушение не находили — и я даже не была в этом виновата. Не знаю, почему эти острова не пользовались особой популярностью, но я никакие корабли течениями отсюда не отваживала и считала, что совесть моя чиста.