Попаданки убегают в полночь, или Академия кривых зеркал

Деон, хмыкнул, лег рядом, глядя куда-то в небо – на звезды, ставшие свидетелями нашего распутного времяпрепровождения. Я украдкой посмотрела на длинное поджарое тело, в центре которого возвышалось готовое и жесткое оружие. Крепкий, длинный ствол с бугрящимися венами и крупной рубиновой головкой – вот уж действительно оружие массового поражения.

Я привстала и, облизнув пересохшие губы, решилась. Деон доставил мне удовольствие, так почему бы мне не ответить ему тем же? Уж не знаю, какой механизм у запрета на сношения темных и светлых, но он определенно не распространялся на петтинг и оральные ласки.

– Я не умею, но… – больше я не стала тратить время, пора познавать науку любви телесной. Я слизнула капельку смазки, венчавшую крупную головку. Деон удивленно посмотрел на меня, но ни поощрять, ни останавливать не стал. Мне понравился его вкус и бархатистость кожи. Я взяла его плоть в рот, дразня языком. Слишком большой, чтобы полностью поместиться, но в этом и была прелесть: маленькая женщина, сильный мужчина. Я помогала себе рукой, затем почувствовала ладонь на затылке, которая направляла и задавала темп. Сдавленные стоны подсказали, что Деону хорошо. И мне тоже стало хорошо. Я снова ощутила возбуждение, которое нарастало вместе с движением моих рук и рта. Вдохи стали резче, а член под моей ладонью напрягся, готовый разорваться. Деон резко схватил меня за волосы, освобождаясь от ласк и, опрокинув на спину, навис сверху. Накрыл мои губы жадным поцелуем и коснулся головкой сжимавшегося от перевозбуждения клитора. Мне стало горячо и фантастически приятно. Он потерся об меня резкими быстрыми движениями, вызывая прилив очередного наслаждения, и сам со стоном кончил мне на живот.

– После инициации ты станешь моей, – хрипло сообщил Деон. – Больше никаких игр. Отказа я не приму. Ты – моя.

Мне нечего было возразить. Его семя, как клеймо, пометило меня. Он мой господин и повелитель. Печать на руке и капли удовольствия на теле говорили об этом весьма конкретно. Помоги же мне боже…

Неделю до инициации я ходила сама не своя. Меня будто на перекрестке трех дорог поставили, и выбор дали такой, что врагу не пожелаешь: направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – сам пропадешь, а про прямо лучше даже не думать.

– Ну готова, идешь, – дернула за рукав Илу.

– Готова.

Сегодня последняя ночь перед решающим событием в жизни каждого студента – выпускные экзамены. И, естественно, были маленькие традиции и ритуалы. Нет, не бриться и не мыть голову здесь не в почете, а вот написать записочку с сокровенным желанием можно. И отправится она не куда-нибудь, а самому владыке Равновесия! Вероятность, что Архонт ознакомится со всем списком (инициация грядет и у светлых тоже) крайне мала, но это ведь всего лишь традиция.

– Что написала? – поинтересовалась Илу. Я хмыкнула. Так я и рассказала.

На самом деле я очень долго думала, о чем просить и что желать. Мне хотелось, чтобы с Деоном у нас все разрешилось самым наилучшим образом. Я хотела узнать о папе с мамой. Хотела, чтобы Кассандра от меня отстала. Желала, чтобы угроза разоблачения не висела дамокловым мечом надо мной. Но написала следующее:

Хочу найти баланс между Светом и Тенью…

Я сама не очень хорошо понимала, о чем именно прошу, но владыка Равновесия мудр – разберется.

Этой ночью мы с девчонками не болтали, как обычно, почти до рассвета, а легли как положено. Каждая думала о своем. Завтра – великий день. Все мы пройдем по пути истинных норнов, но кто дойдет до конца – не ясно. Я надеялась, что все.

Утром нас всех собрали в парадной зале. Темнейший и ректор Кастроу сидели в креслах на возвышении, несколько высших стояли за их спинами, а наставники, тот же Санди, находились внизу со своими подопечными. Деон только смотрел на меня: мы с ним еще вчера все обсудили. Нет, больше мы не повторяли того, что произошло на берегу ледяного озера. Деон оставил меня на сладкое. Он хотел меня полностью, не желая довольствоваться половинкой. А я очень боялась сказать, что между нами просто невозможна традиционная близость. Боюсь, он убьет меня, когда услышит очередное «нет». Поэтому я благоразумно молчала. Вдруг не выживу, тогда он обо мне даже погрустит чуток.

– Готовы? – спросил ректор.

Все промолчали, сухо кивнув. Он сорвал черное шелковое покрывало, открывая высокое, во весь рост, кривое зеркало. В нем клубился сизый туман и голубое свечение. Оно было живым. Оно манило и звало. Я, как личный адепт Темнейшего, первая прошла через него. Теперь есть только я. Что будет с остальными – узнаю, если вернусь.