— У нас с ними исторически сложные отношения, делили территорию, пока люди не пришли и обеим расам по голове не настучали. Хотя отец про эльфов говорил очень грубо…
— Как же? Не переживай, рот с мылом мыть не буду, — я усмехнулась.
— Дословно не помню, но было что-то в духе того, что только эльфийская паскуда может одновременно стонать под тобой, подмахивая задницей, и при этом рушить все твои планы и рыть тебе могилу одновременно.
Я задумчиво перевела взгляд на Дженталя, невольно сползая к означенной части тела. Память, доставшаяся мне после прихода в сознание, подбрасывала картинки одна хлеще другой. Кетайро понимающе усмехнулся, но высказался о другом, едва слышно шепча мне на ухо:
— Я счастлив, что вы сбросили с себя его очарование.
— Я купила его, будучи еще подростком. В юном возрасте легко поддаться чужим словам. А кома и потеря памяти, пусть и частичная, сильно меняют отношение к происходящему. Хотя, — тут я шумно вздохнула, — хорош, зараза. Но ты мне нынешней ближе.
Последнюю фразу произношу одними губами, обернувшись на дракона, так что притихший на последних словах эльф не может прочитать ее по губам. Дракон счастливо улыбается. Я на миг улыбаюсь в ответ, на долю секунды делаю пакостливое выражение лица, едва кивая на эльфа. Глаза красноволосого на миг блестят золотом, но он тут же прикрывает веки. Ты правильно понял, мальчик мой, я не буду перегибать палку, но мелкий и чувствительный укол по самолюбию я ему нанесу. Хотя и есть желание тормознуть и не делать этого, но две личности за эту ночь слишком перемешались. Я уже не Алина Васильева, но и Элиной Вальц я так и не стала. Я — это новая я. И я имею право на мелкие пороки.
Когда признаю этот факт, в голове словно щелкает, а память обрушивается еще одной волной, уже имеющиеся воспоминания получают глубину и эмоциональную окраску. Делаю вид, что просто закружилась голова, хотя хочется лечь и не шевелиться. С мелкими пакостями придется повременить. Машу рукой, мол, все хорошо, просто устала. Что ж, с двумя я пообщалась наедине, послушаем, что третий скажет. А пока — мне надо отдохнуть. Киваю эльфу, который тут же на руках переносит в кровать. Канто и Кетайро собирают посуду со стола и выскальзывают за дверь. Будем считать это исследованием на тему "Основы выживания в отдельно взятом гареме при условии разницы культур". А ближайшие несколько месяцев станут стадией сбора информации. Все по заветам Мирены: отдыхаем, занимаемся, общаемся "с мальчиками".
— Знаешь, Дженталь, мне не нравится твое поведение сегодня. Язвишь, кричишь, огрызаешься… Мне обвешать тебя побрякушками и выселить в дальние комнаты? — сложно сохранять серьезное лицо, когда ситуация вызывает у тебя некоторое недоумение с одной стороны, а с другой — желание нервно расхохотаться.
— Моя госпожа? — а глазищи-то!
Эльф смотрит снизу вверх таким взглядом, что невольно ощущаешь себя злодейкой, обижающей беззащитное существо. Светлые глаза влажно блестят, губа закушена, отросшая челка спадает на лицо. Со скрытой завистью запускаю пальцы в мягкие и густые волосы, одновременно заставляя запрокинуть голову. Снова возникает ощущение, что я напрасно так себя веду по отношению к нему. Словно наваждение какое-то… Наваждение? Сознание цепляется за это слово:
— Колдовать прекрати.
— Моя госпожа, это природное, я не могу…
— Перестань мне врать.
В глазах эльфа застыли злые слезы. Нет уж, милый, меня таким не проймешь. Внутри внезапно вскипает ярость, от которой ошейник на шее эльфа проступает золотистой полосой, обжигающей кожу. Остроухий лишь сжимает зубы крепче, но не пытается отстраниться. Глажу его по голове:
— Ты же хороший мальчик, почему ты заставляешь меня себя так с тобой вести? — Лизка сказала бы, что вылез мой внутренний "токсичный ублюдок", глядя на эту сцену. — Мы ведь найдем какой-то вариант, который всех устроит?
— Да, — сипит он.
Выдыхаю, представляя, как заклинание на шее вновь уходит в "спящий режим". Дженталь благодарно выдыхает, склоняя голову. Беру с тумбочки тонкое серебристое кольцо, покрытое едва заметной резьбой. Заставляю эльфа подставить мне острое ухо, кончик которого начинает дергаться, едва он замечает украшение у меня в руках, но, к его чести, ничего не говорит, не пытается давить на жалость. В хряще, почти у самого острого кончика, вижу прокол. Туда и креплю серьгу.
— Будешь хорошо себя вести — сниму, понял?
— Да. Мне выйти?
— Зачем? — не грива на голове, а сплошное удовольствие, перебирала бы эти пряди вечно.
— Я же наказан…
Вместо ответа устраиваюсь на кровати под одеялом, хлопаю по простыне рядом с собой. Дженталь укладывается рядом, все еще понурый, прижимающий уши как нашкодивший кот. Прижимаюсь к прохладному плечу и спрашиваю:
— Помнишь наше знакомство?
— Когда Вы сказали торговцу живым товаром, что ему выгоднее продать Вам проблемного эльфа, а не содержать его, и рассказывали страшилки про взбунтовавшихся рабов без магических ошейников? — бледные губы тронула слабая улыбка. — Помню. Я тогда аж заслушался. А вот на лице Вашей тетушки читалось… разное.