И при этом он — убийца. И пусть он сражался с разбойниками и демонами (и одним злобным драконом), сути дела это не меняет.
А ты-то чем лучше, Аметист?
Ничем. Я, как и остальные смысловеры, в рабочем порядке регулярно прохожу психологическое тестирование, способна ли в критической ситуации лишить жизни мыслящее существо. Процентовка показывала, что при необходимости — да, могу.
А в те дни нужный настрой у меня возникал неоднократно и с довольно-таки пугающей частотой. Чудо, что ни разу не дошло до точки невозврата.
Я посмотрела на текст и снова залилась краской.
Смысловеры всегда знают, что сказать… почти всегда — исключениями становятся как раз подобные случаи. Должны же существовать хоть какие-то этические нормы! И право на личную жизнь, в конце концов!
Но раз уж эта тема затронута, придется ее завершить, хотя бы обобщенно. Еще и потому, что это напрямую повлияло на событийный ряд ланатского дела.
Я честно пыталась вести себя как
Рыжая попаданка издала странный звук. Артем перехватил мой взгляд… и медленно опустил веки.
У меня подогнулись колени.
ЧТО ВООБЩЕ ТВОРИТСЯ⁈
Левая рука Суданского отпустила мое запястье и легла мне на плечо, невзначай вдавив его в обломанный сучок.
Боль привела меня в чувство.
На везучесть уповаешь, да, Белый Рыцарь? Вот сейчас мы ее и проверим!
Далее все произошло со стремительностью удара молнии и наконец-то сработавшего инстинкта.
Бац!
Я едва успела подхватить обмякшее тело, чтобы Артем не треснулся затылком о камни. Из-под приоткрытых век влажно блеснули закатившиеся глаза.
— Ты что делаешь, дура⁈ — взвыла рыжая.
Ой, а сама-то что творила⁈
Я проигнорировала оскорбление, осторожно укладывая Суданского на землю и пытаясь отдышаться. Ноги подкашивались, сердце бешено колотилось в груди, в голове гулко шумела кровь. Щеки пылали, как будто Пинн все-таки отхлестал меня по лицу.
Он человек. Я знакома с ним считанные дни и уже отличилась — подбила глаз, только что поцеловалась, за что вышибла из сознания.
Какого?!.
Это все Агаська виновата! Все твердила — отпуск, отпуск… и курортный роман для полного счастья! С попаданцем! И практически на глазах у бывшего жениха! Все складывается — для мелкотравчатой женской мести идеальнее не придумаешь!
Я почти слышала, как в моей голове булькает каша, и опустилась на камни. Пинн притормозил, со звучным «АГА!» щелкнул меня по носу и закрутился в штопор.
— Шок, потрясение, эмоциональная встряска, да! — возвестил элементаль и смущенно добавил: — Метод, правда, выбран необычный, да!
— Необычный метод⁈
— Но действенный, ага? — и воздухоплавающий гуманоид свечкой взмыл вверх.
— Придурок… — прошептала я, глядя на бессознательного рыцаря. — Драк-коново колено, какой же ты безбашенный придурок!
Суданский, разумеется, не ответил, пребывая в отключке. Зато отмерла рыжая язва:
— Ха, подействовало! А если бы он тебя…
Ну, рыжая, сама напросилась!
— Отныне я обязуюсь вести себя как настоящий дракон, — выдохнув сквозь зубы, заявила я.
— Чего?
— Чего-чего! Займусь похищением девиц! Пинн, присмотри, пожалуйста, за ушибленным, — с этими словами я схватила попаданку за руку и волоком потащила за собой.
Как она завопила… Я думала, у меня ухо отвалится. Пришлось влепить ей несильную оплеуху. Рыжая заткнулась и наконец начала перебирать нижними конечностями.
Я шагала напрямик к деревне феминисток, на ходу прислушиваясь к собственным ощущениям. Так сказать, «услышанное» не радовало.
Драконья форма не отзывалась, — если только подобное слово применимо по отношению к собственному телу. Все равно что обнаружить парализацию руки или ноги. На малейшее волевое напряжение организм ответил контрастными приступами жара и озноба; фантомные крылья скрутило судорогой. Позвоночник как будто бы вывернулся в спине и выпустил во внутренности длинные острые шипы.
Такого никогда не случалось, даже когда я только-только встала на крыло и первое перевоплощение размягчило плоть до состояния воска.
Вот об этом и говорил Бастовский… Все-таки и на дракона есть управа. Как же здесь жили те драконы? Сумели адаптироваться? Или это после их гибели начались магические аномалии?
Конечно, непроизвольное превращение могло произойти из-за моего возраста, но от этого не легче, даже наоборот — повышенный риск.
Попаданка тоненько заскулила. Я поняла, что слишком сильно сдавила ей руку, и разжала пальцы, сквозь зубы процедив извинение.
Берегом до деревни попаданок мы дошли минут за двадцать. Последнюю сотню метров я ковыляла из последних сил, чувствуя себя фруктом, пропущенным через соковыжималку; впечатление усиливалось из-за чавканья сырых ботинок на каждом шаге. Попаданка, то ли запуганная, то ли проникнувшаяся сочувствием, молча брела следом.