Попадись в мои когти

Под раскидистым деревом было занято. Я хотела свильнуть, но Суданский повернул голову на звук и меня заметил. Пришлось сесть на облюбованный чурбачок у костерка и сделать вид, что я изначально так и планировала.

И чего ему не спалось?

В этот раз рыцаря лечил кто-то из эльфов — на лице не осталось ни следа от моих ударов. Серые глаза смотрели ясным бесхитростным взором. Мне даже стало немного стыдно — подумаешь, чуть-чуть поцеловал и слегка облапал… Не убивать же его за это.

А вот мама за такую наглость как минимум надломила бы шаловливую конечность, для симметрии. Чтоб неповадно было. Хотя еще вернее было бы то, что она бы не допустила даже легкого прикосновения к себе.

Я невольно посмотрела на руки рыцаря. Сломанные кости ему тоже наконец-то окончательно срастили.

Суданский перехватил мой взгляд и как-то уж слишком благостно улыбнулся, ни дать ни взять — укурившийся-в-дымину, и я заподозрила, что все-таки перестаралась с ударом. Либо перестарался неведомый лекарь — с обезболиванием.

Правильно, Тис, что тебя всерьез не воспринимают, нет в тебе драконьей сучности (это не оговорка и не описка!). Удивительно, как это Валлэриэну не хватило терпения дождаться, пока я растаю от его красоты как мороженое на солнцепеке. Возможно, он присмотрелся и как раз-таки счел меня недостойной его красоты… зато в Перебордуре недостойным сочли его, причем коллективно!

Рыцарь галантно дождался, пока я усядусь и доем, и произнес:

— Извини.

И безо всяких уточнений было понятно, что он имеет в виду.

Я на секунду почувствовала себя неуютно.

Вроде бы он не насмешничал. Но ситуация получалась двоякая.

— Ты же не собирался извиняться, — каюсь, не удержалась, прицепилась к словам.

— Так я и прошу прощения не за поцелуй, а за посягательство на твою честь, — он пожал плечами, словно это было что-то само собой разумеющееся. Словно приводить замороченных девиц в чувство при помощи поцелуя для него было рутинным делом.

— Честь… — пробормотала я, чтобы отвлечься от щекотливой темы. — Что это вообще такое? Анахронизм. Понятие, во многом утратившее актуальность.

— Не для всех, — легко и уверенно парировал Суданский. — Мы находимся в мире, где все еще существует рыцарство.

— И даже здесь оно уже пребывает в упадке.

— Я иногда совершенно не понимаю, серьезно ли ты говоришь или нарочно меня дразнишь, — проворчал рыцарь. — Честь — дело сугубо личное, и если она у человека отсутствует напрочь, кто ему доктор? История циклична, но люди во все времена умели отличать хорошее от плохого. «Чистоту, простоту мы у древних берем, саги, сказки — из прошлого тащим, — потому, что добро остается добром — в прошлом, будущем и настоящем».

— Это ты сейчас Высоцкого процитировал, да? — неуверенно проговорила я.

Артем с восторгом воззрился на меня.

— Ты знаешь, кто такой Высоцкий⁈

— А во ВСМыСЛе, по-твоему, занимаются только тем, что бегают по разным мирам и отлавливают попаданок? Наша работа заключается также в сборе и анализировании продуктов культуры.

— Звучит как снятие пробы с обеда, — рыцарь умолк, что-то обдумывая, и решился: — Но, возвращаясь к вопросу чести… Аметист, я признаю, что очень многого не знаю, не разбираюсь в ваших смысловерских делах от слова совсем, могу запросто ляпнуть или сделать что-то невпопад, — он пытливо уставился на меня. Я с неохотой кивнула. — Но я совершенно точно понимаю одно: сейчас мы не можем себе позволить дрязги внутри коллектива.

Это я должна была сказать!

— Не думаю, что ЭТО потянет на дрязгу. Ты не сделал ничего такого, что нанесло бы ущерб моему здоровью или душевному покою, — сухо ответила я. — Остальное я переживу.

Чего это он таким рассудительным психологом заделался?

— Боюсь, что следующую вспышку твоей ярости не переживу я, — рыцарь коснулся лба.

— Я так сильно тебя ударила?..

Я слегка испугалась. Если у него треснул череп или что-то в этом роде…

— Нет, я отделался шишкой. Но мне все же хотелось бы знать, чего от тебя ожидать и как действовать в критической ситуации. Ожидание того, что ты зарядишь мне в глаз, здорово мешает доверительности. Худой мир лучше доброй ссоры, как говорится. Хотя всем угодить невозможно…

А ведь в том, что он оказался попаданцем и попал именно сюда (и в разгар рыцарства), нет ничего удивительного, с таким-то характером и жизненными установками. Но мне не должно было быть до этого ровным счетом никакого дела.

— Нельзя жить с целью угождать кому-либо. Даже самый маленький мир для этого слишком велик.

— А как же истина — «относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе»? — Суданский склонил голову к плечу, наблюдая за мной.

Он и вправду такой наивный или притворяется?

Ой, мама, кажется, не притворяется… Что за день такой сегодня — диво за дивом, чудо за чудом! Реликт! Я о таких только читала!

— Рыцарь, а ты в своем мире кем был? — поинтересовалась я.

Артем застенчиво улыбнулся.

— Не поверишь — школьным учителем. Математики.

Похоже, его удивила моя реакция — то есть почти никакой ожидаемо экстраординарной.

— А почему я должна не поверить?

Он уставился мне в глаза — видимо, выискивая признаки того, что я шучу. Не нашел.