Попал (СИ)

На удивление ночью кошмары меня не мучили. Не смотря на саднящий бок, выспался и после небольшого перекуса стали собираться с дедом домой. Вот тут-то кошмар и настиг меня. Прежде всего, погрузили убиенных бандитов на их лошадей. Намучились так, что и не высказать. Занятие само по себе противное, а тут еще бок болит. Дед хоть виду не подает, но и он прострелянную руку старается беречь. Хорошо лошади смирные, а то бы вряд ли справились.

Вещички собрали быстро и двинулись по какой-то звериной тропе в другой распадок, но и там не задержались перейдя еще одну горушку наконец нашли место, удовлетворившее деда. Ветер повалил огромный кедр, и под его вывернутыми корнями образовалась изрядная яма. Туда и свалили трупы. Прикрыли сверху седлами, снятыми с бандитских коней и присыпали все это землей. Конечно если их будут искать, то проделанные нами манипуляции не слишком помогут. Более-менее толковый следопыт сумеет докопаться до истины. Но нам главное, чтобы в ближайшее время никто покойников не обнаружил, а там снег, довольно рано выпадающий в этих местах, надежно спрячет всякие улики. А уж после зимы и следов то никаких не останется.

— Тятя, а с лошадьми что будем делать? — Поинтересовался я.

— Ничего не будем. Отведем поближе к людям да и отпустим.

Спустя некоторое время выехали к речке Кичи прямо к броду. Переправившись, сняли с бандитских коней уздечки и отправили их пастись. Тут я вспомнил о брошенной удочке.

— Тятя я ведь удочку бросил там возле переката, когда к тебе на помощь с Кабаем побежали.

— Придется вернуться. Летна боль! Неча на наш след варнаков наводить.

Вот блин незадача, дед кругом прав: брошенная удочка это след. Через полтора часа доехали до переката. Я перебрался на ту сторону, отыскал брошенную снасть и смотал самодельную плетенку, поломал удилище и кинул в воду. Надеюсь, течением остатки удилища унесет куда подальше.

Когда, возвращаясь, проехали мимо бандитских коней, те было пошли за нами следом, но потом отстали и разбрелись щипать траву. Хочется думать, что их кто нибудь подберет, а то ведь или медведь задерет или волки схавают. Можно конечно было их пригнать поближе к людям, но рисковать не стали. Неизвестно как эти лошадки оказались у бандитов. Вполне возможно, что эти мохнатые средства передвижения были ими прихватизированы абсолютно не законно и мы могли с известной долей вероятности получить не хилый геморрой, если бы кто-то вдруг узнал свою или соседскую лошадку. Поэтому пусть пасутся на воле как дикие мустанги в пампасах.

Нет мы, конечно, кроме денег и золота поимели с бандитов кое что. Но пара револьверов, которые я взял себе и новая двустволка понравившаяся деду были лишены каких либо особых примет и вряд могли быть опознаны как принадлежащие какому либо конкретному лицу. Тем более, что на показ мы их не выставляли. Револьверы лежали у меня в рюкзаке, а разобранная двустволка завернутая в порванную дедову рубаху покоилась в мешке с инструментом. Карамультук, из которого мне чуть не сделали дырку в пузе остался под корнями поваленного ветром кедра, рядом с последним своим хозяином. Слишком уж заметная была «дура».

Глава семнадцатая

До Сосновки доехали за четыре дня, стараясь не попадаться никому на глаза до самого Солтона. В Солтоне у деда были знакомые, но заезжать к ним не стали, поскольку рана у него воспалилась и пришлось поторопиться, чтобы успеть пораньше добраться до знахарки. К ней направились не заезжая домой. Пришлось мне на этом настоять. Размотав тряпицу и осмотрев рану, знахарка облегченно вздохнула и сказала:

— Во время до меня добрались. Еще бы день — два и пришлось бы тебе Софронушка долго лечиться. Ладно потерпи сейчас больно будет.

Она поводила над раной рукой и нежиданно резко сдавила ладонями чуть выше. Из раны выскочил какой-то беловатый сгусток и потекла кровь. Похоже деду было действительно больно, но он и виду не подал. Сцедив изрядную порцию крови знахарка вновь поводила над раной правой ладонью и сказала удоволетворенно:

— Ну вот и хорошо! Сейчас мхом засыплю да тряпицей замотаю, а там, бог даст, недельки через две и заживет. Ты, Софрон Тимофеевич впредь поостерегся бы, чай не молод уже. Да и в бане повязку старайся не мочить.

— Опять Савватеевна ты меня спасаешь. Даже не знаю как и благодарить тебя.

— А! Пустое. Сочтемся. — И обращаясь ко мне спросила: — Ну, а у тебя что?

Пришлось мне разоблачаться и показывать свои отметины. Осмотрев мою покоцанную тушку сказала:

— Можно уже и не заматывать. На молодом заживает как на собаке. И кто это вас так отметил?

— Нашлись варнаки. Но нам повезло, а им нет. — Сказал я и добавил: — Ты Феодора Савватеевна о наших царапинах никому не говори, даже если кто и спрашивать будет.

— Я то не скажу. Но люди не слепые видели, что вы ко мне заехали. Ладно, скажу, что вы мне из тайги золотой корень привезли. Ты Лексей зайди ко мне завтра, надо будет еще раз твои царапины посмотреть. И ты Софрон Тимофеевич наведайся; повязку менять будем.